Афганистан принадлежит к тем странам, которые и сегодня еще могут служить идеальной декорацией для «Тысячи и одной ночи». Закаты окрашивают купола мечетей в поэтические цвета. Лица женщин скрыты под покровом тайны. Мужчины суровы и решительны, но в то же время великодушны и гостеприимны — как стало ясно двум нашим соотечественникам, которые, одни из немногих иностранцев, посетили эту древнюю землю после падения талибского режима и окончания многолетней изнурительной войны.
Через
какие-нибудь 200 метров после пограничного пункта идеальные иранские
автобаны превратились в пыльные «направления» без какого-либо покрытия.
Говорят, что дороги здесь когда-то были, но гусеничная техника
советского производства надежно стерла их с лица земли. С тех пор прошло
уже немало лет, и люди казались изумленными нашей славянской внешностью
— впрочем, это не мешало им наперебой предлагать свои машины в качестве
такси. Предложение на этом «участке рынка» превосходит спрос в десятки
раз, но конкуренция выглядит странной — цена у всех одинаковая. На линии
«персидская граница — Герат» все решают только темперамент, проворство,
красноречие и обаяние. Обладатели этих качеств (и в 90 случаях из 100 —
удивительных судеб) получают свою пятерку долларов.
Монтажник—переводчик— таксист—программист
…Социалистическая
власть, обосновавшись на афганской почве, послала Ахмеда в загадочный
Воронеж учиться на монтажника. Неизвестно зачем овладев этой
романтической профессией, через 3 года он вернулся и стал хорошо
зарабатывать переводом с русского в одной из правительственных контор
Кабула. Эта относительно спокойная жизнь кончилась, как и у всех его
лояльных сограждан, в памятном 1989 году, когда контингент советских
войск с развернутыми знаменами и маршами ушел на север, за реку Пяндж.
Все чиновники разбежались. На их место пришли суровые бородатые люди —
настало время и для Ахмеда спасать свою семью. Молодую жену — в охапку,
братья седлали коней, и, как поется в народной песне афганских беженцев,
«темной ночью по дороге нелегалов им маячил призрачный Иран» (автор
русского перевода затерялся в дебрях международного фольклора).
Соседи
сказали: «Пришли — живите». И даже выдали всем временные паспорта. Но,
конечно, пришлось переквалифицироваться в чернорабочего, снимая
3-метровую конуру за бешеные по тамошним меркам деньги. Впрочем, Ахмед
оказался неглупым парнем и в этих далеко не кембриджских условиях
умудрился освоить азы компьютерной техники (где он вообще раздобыл на
афгано-персидской границе компьютер, осталось неясным для нас). В 2001-м
талибский порядок пал, и Иран тут же с вежливой настойчивостью попросил
всех беженцев вернуться к родным пенатам. Опять засобирались в дорогу —
Ахмед, жена, возмужавшие братья и уже пятилетняя дочь.
Теперь
афганец разъезжает на подобранном в Герате и починенном за гроши
автомобиле. Он убежденный оптимист, улыбается, поздравляет с Днем Победы
советского народа над немецко-фашистскими захватчиками, специально для
нас исполняет куплет из одноименной песни. При этом, не отпуская руля,
оживленно демонстрирует свой задел на будущее — сумку, полную
компакт-дисков с разнообразными программами. Цель Ахмеда — Кабул, пусть
там теперь нет ни дома, ни четкой перспективы. Он программист, а значит,
скоро все это будет. И вообще: «Афганистан возрождается из пепла — в
это верят все вокруг».
Новое правительство, новые законы. Гератцы
возбуждены и переполнены смутными надеждами. Во всяком случае, позади
остались грязная работа и статус людей второго сорта на чужбине. Впереди
покой, а может быть, даже возможность снова общаться с большим,
интересным внешним миром и видеть его: не только Воронеж, но и Нью-Йорк,
Москву и Европу. В Герате, самом крупном городе на юго-западе страны,
уже есть настоящие отели, правда, пока они все заполнены возвращающимися
беженцами. Те ночуют раз-другой в маленьких комнатушках и отправляются
дальше — в глубь Афганистана, на поиски «старой новой жизни». Но
по-настоящему новой — где будет образование, еда и фильмы по телевизору…
Не успеваю я хлопнуть дверью Ахмедова такси, как подросток в толстенных
очках смущенно шепчет мне: «I am very happy to meet you, mister».
Да-да, парень. Я трясу ему руку, я тоже очень счастлив…
Нет закона, кроме корана
Мы
сказали, что Герат — город крупный, но, хотя после Кабула и Кандагара
он действительно занимает третье место в Афганистане, европеец не назвал
бы его таковым. Здесь нет промышленности, нет широких проспектов и
площадей, жилые дома льнут друг к другу.
Центральные проулки
стекаются к древней соборной мечети Масджиди Джамми, куда, сняв обувь,
может войти каждый и куда во время антиталибской войны угодила
американская бомба. Тогда шла утренняя молитва, погибли 8 человек, но
ныне храм снова действует и вокруг кипит бойкая мусульманская жизнь.
Торгуют, беседуют. Неимоверно шустрый старик лет 80, громко ругаясь,
гоняет гигантским веником подростков, которые пытались просочиться
внутрь прямо в своих потрепанных ботах. При этом страж религиозного
порядка свободной рукой указывает на нас — судя по всему, ставя в пример
неверных хориджи (иностранцев), которые и то знают, как себя вести.
Напротив
мечети, у крепости Ихтияруддина, которая сейчас на реставрации,
дисциплина уже строже. Говорят, что ремонтная вывеска — это только
прикрытие для военных, использующих здание XIV века в своих целях. У
входа автоматчики, внутрь не пускают, и редкие иностранцы, наметившие
себе культурную программу, оказываются вынужденными удовлетвориться
потребительской: в 100 метрах отсюда — базар.
Настоящий
восточный базар — аналог древнеримского форума и театра одновременно.
Здесь смотрят на других, показывают себя, обсуждают быт и политику так
горячо, что доходит и до драк. Говорят экспансивно и быстро, так что
иностранец, даже владеющий пуштунским, дари или фарси, мало что уловит
из прений. Нам помогло, правда, неожиданное знакомство — с одетым
по-европейски мужчиной лет 35, который катил вдоль лотков велосипед. Он
оказался профессором экономики Кабульского университета, и мы долго
говорили по-английски, стоя на обочине. Вокруг тут же собралось человек
тридцать любопытствующих. Против своего обыкновения, они слушали молча,
заглядывая нам в рот и мешая проезду немудреного транспорта.
Профессор
рассказывал, как он, еще будучи ребенком, покупал сигареты для русских
солдат. И больше всего напирал на природное миролюбие афганцев и на то,
что скоро их страна станет самой демократической на тысячи километров
вокруг. Но мы слышали и другое: «Зачем они пришли? Зачем нам Ахмед
Карзаи со своим американским законом? У нас свой закон — Священный
Коран, другой не нужен».
Цветы новой жизни
Основные
улицы Герата тянутся через весь город: это бесконечные магазины и
лавки, шум и пыль. Но, свернув в любую «щель», в любую подворотню налево
или направо и пройдя 5—6 шагов, входишь в принципиально иной мир, мир
гератского детства. Оно будет кружиться и мельтешить перед вами
десятками маленьких проворных тел, норовя любой ценой оказаться перед
объективом камеры. Чумазое и сплошь черноглазое, оно забросает вас
тысячами непонятных, но благозвучных слов и смешков.
Мальчики
одеваются так же просто, как взрослые мужчины. Девочки, напротив,
выглядят очень нарядно в пестрых платьицах с почти европейскими
рюшечками и кружевами. Отбиться от стайки детей, увязавшейся следом, нет
никакой возможности (кроме как вновь выйти на одну из центральных улиц —
туда без взрослых ходить не принято). Словно единый организм во многих
лицах, она неутомима, целенаправленна и изобретательна.
Однажды,
блуждая по гератским кварталам-лабиринтам, мы вдруг вышли к окраинной
реке Герируд. В искристой воде цвета кофе с молоком дети деловито мыли
посуду, успевая при этом отвлекаться на прыжки с моста. Посуда оказалась
собранной с миру по нитке, веселые улыбчивые ребята — пастухами,
которые большую часть дня проводят со своими козами на сочных
«пастбищах» городского кладбища, а сюда забрели провести «перерыв».
Что-что,
а позировать они умели — интересно, неужели им приходится делать это
часто? Во всяком случае, так артистично таскают бедных копытных за
хвосты и поднимают их на руки, разве что не жонглируя ими, — наверное,
только в восточных бродячих цирках. В благодарность же за «фотосессию»
мы удостоились экскурсии по кладбищу — с объяснениями, увы, непонятными.
Впрочем, кое-что мы поняли — скажем, вон за ту череду надгробных
каменных плит заходить не надо. Когда мы пошли именно туда, великодушные
ребята с неудовольствием, но побрели все-таки с нами, захватив с собой
по пригоршне камней. Оказалось, там живет стая одичавших собак — такая
же дружная, сплоченная, а при случае — воинственная, как и у детей.
Совместными усилиями пришлось отбиваться, причем было заметно, что
здоровенные псы знакомы с малолетними пастухами не понаслышке и между
ними случаются территориальные конфликты…
Пока
отцы зарабатывают на жизнь, а матери занимаются хозяйством, их чада
играют на улице — иногда под присмотром стариков, но это, как мы
убедились, излишне. Малолетние афганцы при всей внешней беспечности и
неуправляемости весьма ответственны. Те, что старше, обязательно следят
за маленькими: носят их на спине, держат за руку. А младшие слушаются
беспрекословно. Здесь с юных пор приучаются к порядку, к семейной
«поруке», к почтительному взгляду на закон и религию, что в исламе, в
общем, одно и то же. Афганские мальчишки и девчонки очень умны — в своем
роде гораздо умнее своих тепличных европейских сверстников. Впрочем,
может быть, за ум мы принимаем их жизненный опыт, намного опережающий
развитие организма. Они видели войну и живут без всякого комфорта — в
глиняных хибарах, они ежедневно борются за жизнь, и делают это сообща,
что тоже многому учит. При этом, разумеется, многие гератские дети не
умеют читать. Как, впрочем, и их родители.
С наступлением сумерек и
первым призывом к вечерней молитве ребята в один момент исчезают с
улиц, разбегаясь по домам. Завтра будет новый день, он принесет новые
дела и обязанности. Беспечное детство в Афганистане коротко. В 10—12 лет
мальчики уже работают в полную силу и на общих основаниях со всеми. А
годам к 16 у многих будут собственные дети…
Афганский гуманизм
Читать
из них редко кто умеет, но вот по-английски многие сносно тараторят.
Американцы, придя в страну, привезли все гуманитарные миссии, какие
только могли. Бесплатные языковые курсы, службы материальной помощи,
Красный Крест… Их бесконечные офисы все время встречаются на улицах
Герата.
Иранцы строят дороги. Турки, как повсюду в мире, возводят
дома. Но внешний облик города пока не очень изменился. Все та же глина, и
технологии времен Тамерлана. Развалины так и остаются развалинами. Все
те же лавки, забитые непонятным для нас барахлом. Те же женщины в
голубых паранджах до пят, все так же они шарахаются от фотообъективов.
Те же чайханы с огромными «самоварами» и столетними аксакалами в белых
чалмах.
Кстати, о лавках и чайханах. Именно они являются
источником главной прелести Герата: его запахов. Запахов, которых даже
печально известный персонаж Зюскинда Гренуй не смог бы себе представить.
Запах
сырой глины перекрывается душным «перегаром» пустыни. Запахи легких
окрашенных тканей смешиваются с ароматом чая и засахаренных сладостей.
Уже больше четырех часов мы бродили по Герату среди лачуг и
фантастических средневековых арок и порядком устали от этого пиршества
для носа — пора было подумать о чем-нибудь для желудка. Тут, как в
сказках Шахерезады, из глубины темного сарая, из-за дымовой самоварной
«завесы» нас поманил какой-то дед лет ста на вид. Затем, не выказывая ни
малейших эмоций, он лениво указал одной рукой на большой «подиум»,
застеленный коврами, а другой — на чайник (надо заметить, что мы
никакого повода к такому любезному приглашению не подавали). Тут же
появились два перевязанных веревкой пакета (не такие, как у нас дома, —
гораздо больше): «чай сиат» и «чай саабс», зеленый и черный. Мы выбрали
«сиат» со сладостями, и через минуту уже плыли по течению неторопливого
стариковского рассказа. Точнее — показа на языке жестов. То на самовар
ткнет пальцем, то в небо, то на внука, который ухаживает за
немногочисленными посетителями.
Эта чайхана за несколько гератских
дней стала нам, можно сказать, родной. Не понимая мудреных пантомим
хозяина, мы тем не менее приходили туда каждый день — чаепитие под них
странным образом умиротворяло. А однажды коммуникативный прорыв все же
был осуществлен.
В тот раз старик не стал долго «вещать», а просто
взял нас за руки и повел внутрь помещения, где на стене висела
фотография, изображавшая совсем юного солдата афганской королевской
гвардии под размашистой надписью: «1923» (кстати, королем тогда был
Аманулла-хан — большой друг Советской России). Довольно долго мы гадали,
кем мог приходиться этот бравый воин владельцу чайханы в Герате, пока
наконец по сличении портрета с оригиналом не пришлось прийти к
поразительному выводу, что это — он сам. Афганцы живут долго…
Не
знаем, в чем секрет их долголетия — один гератец, правда, еще довольно
молодой, уверял, что собственно в чае, которого средний афганец выпивает
от 40 до 60 пиал в день. Но само это долголетие, вероятно, питает
другую черту, которую по распространенности в этой стране можно
причислить к общенациональным. Речь — о гостеприимстве. Ведь если ты
воевал в союзе с русскими против англичан в 1920-х, а потом и сам, и
внуки твои по нескольку раз за век сражались — и в этом, и в обратном, и
во многих других союзах становится все равно, из какого государства к
тебе приезжают гости. А главное — учишься ценить человеческую жизнь и
тепло — на свой, не западный лад.
Источник
Источник
Компания
"Арт Колор Групп"
предлагает Вам услуги по прямой
полноцветной печати на ПВХ с высоким
разрешением, кроме того Вы сможете
заказать у нас любой вид полиграфии,
печать на
коже, изготовление и размещение
наружной рекламы, а так же демонтаж
рекламных площадей любой сложности.
Комментариев нет:
Отправить комментарий