Клоунада желторотых паффинов

В именах, которые давали этой птице разные народы, всегда слышен уменьшительно-насмешливый оттенок. По-русски она называется «тупик», по-английски — puffin, в переводе «толстячок», а ее научное название на латыни — Fratercula arctica, «арктический братец», или «арктический монашек». Небольшая северная птица своим строгим черно-белым одеянием и впрямь походила бы на инока, не будь у нее огромного, во все «лицо», красно-желтого клюва и больших плоских лап ярко-оранжевого цвета. И то, и другое делают тупика похожим скорее на клоуна, чем на монаха.

Зоосправка
Тупики (Fratercula arctica)
Класс — птицы
Отряд — ржанкообразные
Семейство — чистиковые
Род — тупики
Длина тела тупика — 30—35 см, весит 450— 500 граммов.
Птицы обитают на побережьях северной части Атлантического океана. Гнездятся группами или колониями на морских берегах. В мае—июне в гнездах, устроенных в глубоких норах, откладывают одно крупное яйцо, средняя масса которого 70,5 грамма. Высиживают его оба родителя в течение 36—42 дней. Птенец, покрытый длинным мягким пухом, появляется через 6 недель.
В значительном количестве тупик встречается в Исландии и на Фарерских островах. В России его численность невелика: единственная крупная колония находится на Мурманском побережье.

Не только внешность, но и манеры тупика выглядят откровенной клоунадой. По земле он передвигается, держа тело практически вертикально, забавно перебирая при этом лапами. Еще смешнее он смотрится при заходе на посадку: отчаянные взмахи небольших крыльев едва удерживают толстячка в воздухе, а широкие лапы уже тянутся вперед и вниз, словно шасси.
Тупик и впрямь прирожденный клоун, который, как известно, должен уметь все: жонглировать, показывать фокусы … — но делать это так, словно первый раз взялся за дело и представления не имеет о том, как все это выполнить. Именно таков тупик. Кажется, что столь толстое и короткокрылое существо вообще не должно подниматься в воздух, а на самом деле он развивает скорость более 80 км/ч и при этом совершает неожиданные маневры. Он без труда взлетает с любой поверхности и легко приводняется при сильном ветре и волнении, в то время как например, для его родственницы кайры взлететь со спокойной воды — немалый труд, а с ровной земли — очень сложное упражнение. Он прекрасно плавает и ныряет, не показываясь изпод воды 20—30 секунд, бывает и до минуты. Даже по земле он бегает довольно быстро, что уж и вовсе редкость среди водоплавающих птиц. Конечно, в мире пернатых есть и летуны, и ныряльщики, и скороходы получше паффина, вот только обладающих всеми этими качествами одновременно — немного. Впрочем, тупик имеет хорошие шансы на победу не только в многоборье, но и в отдельных дисциплинах, например в конкурсе на лучшего землекопа. Это одна из немногих птиц, умеющих рыть норы. Не какие-нибудь ямки в земле, а самые настоящие, длиной иногда больше метра, с гнездовой камерой и туалетной зоной.
Есть у тупика и вовсе уникальное умение. Его основная пища — мелкая морская рыба: песчанка, мойва, мальки хека и сельди. Тем же самым он кормит и своих птенцов. Но с каждой рыбкой к гнезду не налетаешься, а карманов у тупика нет… Он научился ловить рыбу, не выпуская из клюва уже пойманную. Его жесткий шершавый язык прижимает голову рыбы к нёбу, а остальное тело свисает из клюва сбоку. Зажим так крепок, что даже убитый тупик не расстается с добычей. Обычная норма — около десятка рыбок за один заход, но известен случай, когда из клюва одной птицы свисали 62 рыбешки.
Тупики живут по всей Северной Атлантике и прилегающей к ней части Арктики, не спускаясь южнее Скандинавии и Шотландии и доходя до Новой Земли на востоке. Селятся колониями (от нескольких десятков до десятков тысяч пар) в зависимости от размера пригодной для гнездования территории. В отличие от других соседей по птичьим базарам они не располагают свое потомство на выступах скальных стен, где птенцы открыты всем ветрам и откуда могут слететь вниз при первом же неосторожном движении родителей. Тупики, как уже было сказано, роют глубокие и широкие норы, а в слепом конце устраивают настоящее гнездо из травы и перьев. В таком убежище яйца и птенцы надежно защищены и от капризов погоды, и от пернатых хищников, но вот песцы или горностаи могут найти и разорить его. Поэтому идеальное место обитания паффина — это маленький островок или утес с неприступными крутыми скалистыми стенами, но обязательно со слоем мягкой почвы наверху. Так и живут: на выступах стен — кайры, моевки, гагарки и прочие любители крутизны, а наверху, в «пентхаузе», — тупики.
В частной жизни тупик придерживается принципа «от добра добра не ищут»: как правило, он из года в год пользуется одной и той же норой и сохраняет верность однажды избранному партнеру, пока тот жив. Оба родителя по очереди насиживают единственное в сезоне яйцо, а затем так же по очереди приносят птенцу еду. Церемония смены караула у тупиков уникальна: прилетев с порцией рыбы, тупик начинает кружить над колонией, издавая характерное урчание минут 15—20, пока вдруг не устремляется к норе. Его приземление служит сигналом для второго члена пары, который выбирается наружу и улетает в море кормиться. А поскольку в многочисленной колонии все время кто-то прилетает с добычей, над ней постоянно кружит нескончаемая птичья карусель. Сушат ли они таким образом оперение перед спуском в нору, дают ли возможность супругам подготовиться к вылету, сбивают ли с толку пернатых хищников или просто празднуют удачную охоту, этого никто не знает. Известно только, что такого кружения более ни за кем не замечено.
Вообще, столь многочисленные и давно знакомые человеку птицы изучены слабо. Отчасти это связано с тем, что к ним трудно применить самый универсальный метод орнитологии — кольцевание. Кольцо висит на лапе, которая карабкается по валунам и выгребает килограммы земли, постоянно окунается в агрессивную морскую воду и возвращается на воздух. В таких условиях даже самые устойчивые сплавы стираются и подвергаются коррозии. Так что, если кольцо через несколько лет все еще держится на лапе, прочесть надпись на нем уже невозможно. Поэтому, например, никто не знает, какова максимальная продолжительность жизни тупика. Один из зафиксированных рекордов — 29 лет, но специалисты подозревают, что это не предел.
Жизнь тупика не назовешь безмятежной, но для существа такого размера врагов у него удивительно мало. Главные из них — это крупные чайки: поморники, бургомистр и особенно большая морская. Все они в эволюционном отношении пребывают между морскими птицами-рыболовами и настоящими хищниками. Они отнимают рыбу у других птиц, едят дохлую рыбу, выброшенную на берег, ловят грызунов, разоряют чужие гнезда. А на тупиков охотятся целенаправленно, ловя их на лету: каким бы хорошим летуном ни был «арктический братец», ему не уйти от стремительной чайки. Однако пернатые бандиты знают меру и, собирая дань с колоний тупиков, никогда не уничтожают их полностью.
Чего нельзя сказать о другом враге — человеке. Морские птицы и их яйца издавна служили важным и легкодоступным пищевым ресурсом для жителей северных побережий. От двуногого охотника не защищали ни отвесные скалы, ни глубокие норы. А кроме того, вместе с ним на северные берега пришли собаки, кошки и крысы, которым птичье мясо и яйца тоже пришлись по вкусу. По мере того как север Атлантики обживали люди, поселения тупиков на материковом берегу становились все более редкими, а затем и исчезали вовсе.
Сегодня серьезный промысел тупиков продолжается только на Фарерах, в Исландии и в некоторых местах Норвегии (в частности, на Лофотенских островах). Да и там это, скорее, забава, чем серьезный источник еды или доходов: мясо тупиков сильно пахнет рыбой. Есть его, конечно, можно, но, чтобы получать от этого удовольствие, нужно быть фарерским рыбаком. Естественно, во всех местах, где эта охота еще существует, действуют строгие ограничения: например, запрещено ловить тупика, несущего в клюве рыбу, поскольку это означает, что у него на иждивении птенец. Благодаря ли этим запретам, или просто в силу малолюдности территорий как раз в местах, где сохраняется промысел, тупиков по-прежнему много, и их численность не снижается.
В других странах промысел тупиков запрещен либо сезонно, либо вообще не ведется. Зато на первый план вышли другие угрозы. Как и все морские птицы, тупики очень страдают от загрязнений вод, в частности, нефтью. Между тем шельф Северного и Норвежского морей сегодня один из главных нефтеносных районов мира, а Северная Атлантика в целом — поле интенсивных и постоянно растущих танкерных перевозок. Сказываются на тупиках и ядохимикаты, смываемые с полей и выносимые реками в море, и хронический перелов трески и хека, мальками которых питаются птицы. Даже чересчур интенсивный туризм в ряде мест стал серьезной угрозой: если тупиков слишком часто беспокоить во время гнездования, они могут вообще отказаться от размножения.

Источник

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.   

Зоология как искусство

Осьминог белопятнистый (Octopus macropus) — типичный представитель средиземноморской фауны. Модель хранится в 3оологическом институте Венского университета

Не много найдется на свете художников, которые посвятили все свое творчество науке. Известные лишь узкому кругу профессионалов, они порой забыты на десятилетия, как это случилось с замечательными стеклодувами из Дрездена Леопольдом и Рудольфом Блашка. В конце XIX века эти мастера создали несколько тысяч моделей морских животных, столь точных анатомически, что и по сей день они сохранили свою научную ценность.

Выполненная с учетом мельчайших деталей строения светящаяся медуза (Pelagia noctiluca), кажется, застыла лишь на мгновение, Цвети прозрачность ее студенистого тела переданы безупречно

В середине XIX века теория эволюции органического мира произвела революцию в биологии, да и во всей интеллектуальной среде эпохи. Ряд блестящих открытий и новые перспективы подтолкнули многих образованных людей к научным занятиям. Неудивительно поэтому, что владелец небольшой мастерской из Дрездена Леопольд Блашка (1822—1895) вдруг увлекся ботаникой и зоологией. Искусно владея стеклодувной техникой, в том числе по тонким ажурным изделиям, он изготовил стеклянные копии экзотических цветов, увиденных им в книгах по естественной истории. Вскоре поступил и первый коммерческий заказ: Леопольду предложили изготовить 100 стеклянных орхидей для коллекции некоего аристократа Камиля де Роана из древнего госпитальерского рода.Год 1853-й — Блашка отправляется в Америку. Все время долгого плавания он тщательно исследовал обитателей Атлантического океана, которых матросы вылавливали специально для него. В основном это были беспозвоночные. Стеклодув зарисовывал их и даже собственноручно препарировал. Такой жгучий интерес к загадочному подводному миру вылился скоро в новые работы. Гидроиды, медузы, морские лилии, полипы, осьминоги, моллюски — каждое существо воссоздано художником с предельной точностью, в мельчайших деталях внешнего строения. Эта серия и заложила основы большого успеха. Вскоре директор Дрезденского музея естественной истории попросил Блашку изготовить для него несколько морских анемон (актиний), чтобы выставлять их в аквариуме.
В конце позапрошлого столетия, подпитываемая новыми открытиями в Мировом океане, мода на естественнонаучные музеи набирала обороты, но техника консервации морских организмов была еще развита слабо, и потому экспозиции нуждались в долговечных наглядных моделях. Дела Блашки пошли в гору. Его подводные чудеса охотно покупали десятки выставочных учреждений, университетов и институтов со всего мира. В 1876 году поступил еще один большой заказ из Лондона — от музея, ныне известного как Музей естественной истории.

Актиния Actinoloba dianthus. Модели именно этих животных, заказанные Музеем естественной истории в Дрездене, положили начало известности Леопольда Блашки

В 1880 году в дело вступил сын Леопольда — Рудольф (1857—1939). Вместе они отливали морских беспозвоночных уже сотнями, черпая знания о строении этих существ из общеизвестных книг по биологии (например, из «Прогулок натуралиста по Девонширскому берегу» Филиппа Госса, ярого противника Дарвина, или «Популярной истории аквариума» Джорджа Соверби).Впрочем, Рудольфу по наследству достался научный энтузиазм. Он принялся систематически изучать флору Центральной Германии, вод Северного, Балтийского и Средиземного морей. Много позже, будучи уже очень состоятельным человеком, он стал приобретать живых морских беспозвоночных и селить их в специально оборудованном аквариуме в своей дрезденской мастерской. Теперь Блашка могли работать с натуры.
Начиналось «биологическое моделирование» с подробных зарисовок на бумаге (большинство из них хранится теперь в Музее стекла американского города Корнинга). Затем, используя довольно простое оборудование, мастера выдували или формировали различные части будущей модели из прозрачного и цветного стекла. Сверяя работу с упомянутыми рисунками, части моделей соединяли клеем или сплавляли, обработав термически. Тонкими медными проволочками прикрепляли к телу щупальца, «усы» или жабры. Иногда применяли бумагу и воск. Блашка были столь внимательны к деталям, что воспроизводили даже степень прозрачности медуз, толщину покровов и их текстуру (в основном за счет разной степени окраски материала).

Модель сифонофоры Forskalia edwardsii, описанной немецким натуралистом, автором книги о морских беспозвоночных, Албертом Келликером в 1833 году

Профессиональная публика неизменно приходила в восторг от этих изделий и их научной достоверности. В биологии всегда ценились объемные модели, особенно если живой экземпляр скопированного вида трудно достать или он слишком мал и слишком подвижен, как, например, крошечные одноклеточные, различимые лишь под микроскопом. Для воспроизведения таких деликатных организмов не подходят обычные материалы: воск, дерево или гипс. А вот хрупкое прозрачное стекло очень подходит. К 1888 году каталог работ дрезденских стеклодувов включал более 700 единиц хранения.Еще 131 беспозвоночное из мастерской Блашка поступило в Музей естественной истории в Бостоне. Однажды эти произведения увидел профессор ботаники Линкольн Гудейл. Красивые и наглядные «стекляшки» не шли ни в какое сравнение с пособиями, которыми пользовался ранее он сам: цветными изображениями, гербариями, черно-белыми снимками, копиями из папье-маше. Покоренный изделиями Блашка, он решил во что бы то ни стало заполучить такие же образцы для Ботанического музея Гарвардского университета. В 1886 году Гудейл приехал в Дрезден и уговорил мастеров работать исключительно на него. Чтобы копировать растения, отец и сын были вынуждены проводить дополнительные научные изыскания, а также изобрести новые виды стекла, однако с 1890 года они начали работать только для Гарварда. До 1937 года Блашка успели сделать более 3 000 моделей 164 различных видов растений. И сейчас ученые из многих стран стремятся в Гарвард, чтобы увидеть это уникальное собрание, в экспонатах которого нет ни единой морфологической ошибки.
В общем, отлично зная биологию, ювелирные технологии и обладая отменным вкусом, Блашка сумели создать редчайший синтез — науки и искусства. К сожалению, у них не было учеников и наследников, и их метод создания научных моделей был впоследствии утерян. Во время Второй мировой войны в их мастерскую в Дрездене попала бомба, погибли также экспонаты, хранившиеся в Дрезденском королевском зоологическом музее и других музеях Германии.

Источник

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.   

Авианосец Крым. Часть II

Юго-восточный Крым

Феодосия — это вам не Симферополь. У нее фирменные серебристые тополя. Этот маленький человек с тщеславным усатым лицом — тонкая загадка человеческой природы. Айвазовский осчастливил Феодосию железной дорогой и галереей девятых валов и кораблекрушений. Картины висят в его собственном дворце, находящемся в аварийном состоянии. Айвазовский куда более примитивен, чем Пиросмани. Крымский основатель китча неотразим: его классическое ремесло и придворный конформизм обеспечили ему вечную дружбу мирового снобизма, который изнывает от желания приобщиться к его шедеврам хотя бы в репродукциях. Снобы видят в морском примитивизме бескрайние горизонты человеческой ограниченности. Убедившись в этом, можно выйти на набережную.

Из Крыма, как из пыльного ковра, выбили всю историю. Остались следы. Мне попался рисунок средневековой Феодосии: прибрежный город, похожий на итальянский. Странным образом он совершенно не сохранился. Это одна из загадок Крыма. История так отутюжила Крым, что остались одни черепки и обломки. Воспоминания о воспоминаниях. Есть, правда, Херсонес. С несколькими колоннами. Я пробую представить себе, как князь Владимир здесь крестился. В греческом городе. Приехал в греческий город, где стоят языческие храмы и цветут маки, и крестился… В общем, наслушавшись о том, что Феодосии больше двух тысяч пятисот лет, нужно сразу стереть это знание, оно нематериально, но зато виллы, особенно табачника Стамболи, — материальное доказательство утраченного будущего: Россия рухнула вместе с виллами.

Мне рассказали, что после ухода белых в Феодосии собрали всех поваров и прочих слуг и — расстреляли восемнадцать тысяч человек. Это больше, чем польских офицеров в Катыни. Но мы же удивительный народ, забывающий о собственном уничтожении. Прислуге только теперь поставили памятник как жертвам красного террора, однако в последний момент из осторожности выбросили слово «красный».

Феодосия — не только порт, но и климатическая развязка. Полупустыня начинается уже в восточных пригородах города и тянется до самой Керчи. Но если развернуться и поехать в сторону Коктебеля, Крым немедленно превращается в цветущий край.

Коктебель

Коктебель ошарашивает природной театральностью. Когда над потухшим вулканом Карадаг встает луна, кажется, сейчас запоют минералы. Окруженный голыми библейскими горами с востока и южнокрымской «зеленкой» с запада, Коктебель вбирает в себя слишком многое, чтобы быть единым для всех. Каждый придумывает его и баюкает в своей душе. Кто не обладает фантазией, тот следует культурной традиции. Она не дремлет. Профиль Волошина, вырезанный ветрами на Карадаге еще до его рождения, служит не столько эмблемой Коктебеля, сколько путеводной звездой. Коктебель начинается с этого профиля, продолжается домом Волошина (его только что отремонтировали так, что, считай, построили заново) на набережной в центре бухты и заканчивается его могилой на горе, куда стекаются тысячи паломников, многие из которых о Волошине никогда и не слышали.

Если на ЮБК ты ходишь по вертикали, карабкаешься, запыхавшись, по переулкам Гурзуфа, то здесь бери лошадь и скачи за горизонт. Сухой морской воздух даст тебе бодрость на год вперед.

Последняя суровая зима уничтожила в садах инжир, гранатовые деревья, кипарисы и вечнозеленые кусты. Ну, прямо не зима, а советская власть! Но никакая зима не уничтожит дело Волошина. Андрей Белый писал, что одна пятая поэтов и художников Серебряного века перебывала в Коктебеле, и я убежден, что русская культура стала менее северной и куда более солнечной, чем ей суждено было быть, из-за коктебельского солнца.

Коктебель, пожалуй, единственный курорт Крыма, где не водятся проститутки. В остальном — здесь каждый найдет себе все, что захочет. Это самый горячий ночной клуб Крыма. Казантип на Азовском море тоже «зажигает», да еще как, но только в богемные дни фестиваля — Коктебель гуляет напропалую весь сезон. Там есть татарские яндыки, бешбармак и уединенные бухты для сексуальных романтиков. Повсюду целуются, а с утра едят белые персики. Те же, кто любит экстрим, летают по небу и морю на всем подряд (неподалеку — дельтапланерная база). Будущая судьба пока что еще глубоко совкового Коктебеля просматривается уже сегодня — дорогие гостиницы, приморская роскошь. Хорошо, что я строюсь в горах, подальше от будущего.

В сторону ЮБК

Я дал обещание друзьям навестить их в Симеизе, где они воссоздали «пионерскую» организацию и откуда возможны экскурсии в разные стороны. Хотя между Восточным Крымом и ЮБК существует соперничество, душевный конфликт, я поехал туда без предубеждений.

Каждая гора в Крыму на что-то похожа: одна — на верблюда, другая — на медведя, третья — на голую женскую задницу. Дорога через Судак и Новый Свет нуждается в очередных поэтических метафорах. Не раз видишь, как из остановившейся машины выползает изнуренный живописными зигзагами призрак ребенка или женщины. Доехав до Щебетовки, есть смысл свернуть налево и заглянуть в Лисью бухту — это крымская Калифорния. По ночам дикари надевают рваные свитера и спят в низких палатках на берегу; в солнечную погоду они бродят голыми по пляжу или сидят в кружок, бьют в барабаны. Но триумф конопли-марихуаны (здесь ее курили, из нее варили кашу — в общем, балдели по-всякому), на который нервно реагировала милиция, уходит в прошлое. В последнее время растаманы переженились, обзавелись детьми, из кочевников превратились в мирное оседлое племя. Еще — здесь самые крупные в Крыму звезды.

Генуэзская крепость в Судаке внутри поросла травой. Но свято место пусто не бывает: в курортный сезон в ней идут рукопашные рыцарские бои, стенка на стенку. Стреляет крепостная пушка, кони со всадниками кружат по полю, плачут дети в рыцарских доспехах. Все, как везде, портит дешевая архитектура советских здравниц.

Основное население и большая часть отдыхающих считают себя обманутыми, под оккупацией. Правда, марионеточная Автономная республика Крым является неким буфером (защита прав русского языка, протесты против западного влияния, вера в дружбу с Россией навеки — приоритеты его правительства), но это только подливает масла в огонь. Сдерживающим фактором до поры до времени оказываются татарские претензии. Они выражаются в наивных формах экономического и морального возмущения. Мои знакомые татары недовольны тем, что их степные помидоры уступают приморским и возмущаются заезжими женщинами с голыми пупками. Молодые татарки надели длинные платья и спрятали волосы под косынкой — на крымской набережной это выглядит модно. Но что стоит за всем этим, покрыто тайной, которую татары и сами не понимают. Татарский самозахват земель — поступь будущего хозяина? Одни преуменьшают эту угрозу, другие преувеличивают, видя в татарах завтрашних властителей Крыма, но уже теперь ясно: Крым — пороховая бочка.

Развалины Херсонеса Таврического (Таврикой греки называли ЮБК) продолжаются под водой

Вилла «Ксения»

В эту поездку я наконец понял, что значит для меня ЮБК. Прогулка в поисках утраченного времени. Чем не Пруст? Ливадия, Алупка, Мисхор, бывшая брежневская дача, на которой до сих пор живут дельфины. Это — ласточкино гнездо, из которого улетели все ласточки. Брежнев — самая большая наша ласточка! Остались стреляные воробьи. А советские объекты — Фонтан слез. Вот уже, было, достроили санаторий Академии наук под Симеизом, даже сантехнику завезли, туннель прорыли, чтобы к пляжу спускаться напрямик — и смотрю с пляжа: в середине дыра — внутри щепки в воде плавают — одна дыра. Рядом обсерватория с кипарисами. И тоже — руины. И дореволюционная вилла «Ксения» в центре Симеиза — бывшая коммуналка, с разбитыми стеклами. Мои товарищипионеры говорят: «Вилла «Ксения» — с привидениями». Да не с привидениями! С мертвыми душами! Все поникло. И цифры старых построек кричащие: 1908, 1911, 1913. Недолго кутили обитатели мавританских вилл, среднеазиатских особняков, купеческих дач с башенками, недолго. На три года дольше, чем в Питере и Москве. Сносить дорого, достраивать еще дороже.

Однако живучий, как кошка, Крым снова зашевелился. Красота ищет новых жертв. Повсюду идет индивидуальное строительство, кто во что горазд. В Симеизе меня приняли в пионеры со всеми вытекающими отсюда последствиями: горном, линейкой, медосмотром, зарядкой, знаменами и пионерскими песнями. Это не просто тоска по молодости: успешные люди среднего возраста в основном из Москвы получают удовольствие от пионерского формата как идеала радостного коллективизма. Именно эта форма дает людям расслабиться и отнюдь не способствует извращениям. В приморском Крыму постепенно складывается коммуна московской элиты, которая уже насладилась прелестями Лазурного берега и Тосканы, ей там стало скучно, и она возвращается сюда в надежде отдохнуть среди своих по-нашему.

Когда наш отряд под красными знаменами посетил Севастополь, его встретили всеобщим ликованием. Если бы на Приморском бульваре был открыт прием в пионеры, галстуки повязала бы добрая половина города. Более того, в той же веселой компании я посетил «Артек», свято хранящий свои сады и легенды. Экскурсовод вдохновенно рассказала и о ВОВ, и о Гагарине. Ничто не забыто. Крым законсервировался коммунистическим зверинцем.

У меня в детстве марка такая была — я ею очень гордился: севастопольский памятник затонувшим кораблям. На самом деле исподний Крым (исходная ментальная матрица полуострова) со своими названиями, повадками — татарская закусочная, чебуречная. В одной чебуречной — вкусно, но все чужое, манерное, на стене изображены женщины в прозрачных шароварах, одалиски. В другой — отравишься, побежишь в туалет, и там все чужое, унитазов нет, в Турции есть, а здесь — орлом. Провинция. И думаешь: вон красавица сидит с кавалером — и ей тоже орлом? Куда Ющенко смотрит? В сортирную дыру уйдут все мечты о возрождении Крыма.

Балаклава издавна славилась своей глубокой и защищенной от ветров бухтой, обычно отождествляемой с бухтой листригонов из «Одиссеи»

Черноморский флот

Я побывал на одном из наших линейных кораблей в Севастопольской бухте. На его корме красуется герб уже несуществующей страны. Широкоплечий капитан не скрывает, что гордится гербом. Я испытывал смешанные чувства. Я быстро понял, что этот усталый корабль — чудо военной техники. Я поразился, как просто и складно все придумано. Как будто Левша сделал. Я вспомнил, как мне в Калифорнии рассказывал американский астронавт, что он тоже был поражен простотой дел на Байконуре. Пришел в зал, там лежит ракета, что за ракета? Она завтра полетит в космос. Русский мир основан не на соплях, а на полном доверии к простоте мира, без осложнений. То же самое с кораблем. Пушка — 100 выстрелов в секунду, распилить может вражеский корабль, а выглядит — как будто самострел. Ракеты (их, кажется, восемь) крылатые — пол-Земли уничтожат, ядерные, а посмотришь на них — железки. И капитан — такой милый, чистенький. Насквозь советский, прозрачный до мозга костей. И офицеры — такие застенчивые! Правда, грубили немного друг другу, когда думали, что я их не слышу, но по-доброму, как некультурные девушки. И все худенькие. Хотя говорят, что едят хорошо. Но худенькие. Даже жалко. А моряки тоже худенькие и тоже застенчивые, даже глаза отводят. И все у них чистенько, кроватки застелены, как девичьи. Но капитан пожаловался, что с образованием у моряков не очень. «Неужели не умеют читать и писать?» — встревожился я. Он умно улыбнулся. Умеют, конечно. Но по интеллекту двадцать пять процентов от того, что имели советские моряки. Гуд бай, Ленин!

У них там в коридоре висит самодельная карта: за сколько минут ракеты противника долетят до Москвы. Какого противника? В городе мне понравились плакаты. «Здравствуй, НАТО!» На них моряки Дейнеки изо всех сил бросают гранаты — но тот край отрезан. Фашистов не видно. «Здравствуй, НАТО!» Мне снова стало жалко и флот, и капитана, и все остальное. Вот ведь повезло Украине! Все лучшее забрала. И Львов польский, и Севастополь русский, и Одессу еврейскую. За что такое счастье? Они, конечно, скажут: за голодомор. И что ответить? Но все равно: мне было наших жалко. Они — одни, без союзников, а НАТО — их там двадцать шесть, как бакинских комиссаров. И еще Украина к ним соседится. Как справятся, если мы постепенно умираем от редкого деторождения? А рядом Балаклава — тоже кровью умытая. Мы там пошли по набережной, которая превращается в южнофранцузское комфортное захолустье, с разными магазинчиками, а с западной стороны дырки в скале — настежь. «В славную пристань вошли мы: ее образуют утесы, Круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подле Устья…» Лучше не скажешь. Гомер в переводе Жуковского. Правда, крымоскептики за свое: это Гомер не о Балаклаве, а о бухте Мезапос на острове Крит. Но все равно похоже! Там подземная гавань стоит, под ремонт субмарин создана… «Объект № 825 ГТС». Туннели, куда входили суперзасекреченные подводные лодки, там, в скале, им атомные бомбежки были не страшны — а теперь все двери нараспашку.

Бахчисарай

В Бахчисарае я оказался под вечер. Милиционер не хотел пускать в ханский дворец ни за какие деньги. Вокруг стояли татарские торговки. Одни предлагали чурчхеллу. Другие советовали идти в ресторан есть чебуреки. Но все-таки двери открылись, и Фонтан слез открылся. Такой скромный дворец, новодел, на месте сгоревшего в XVIII веке, но об этом не пишут, предлагают как старый, аутентичный. Гарем, мечеть. Что в этом слышится? Я прошел во внутренний двор, к кладбищу. Красивое мусульманское кладбище принцев и принцесс, надгробия красивые, с розами. Отравились. Все горе — от чебуреков. Или отравили. Чебуреками. Веротерпимость. Тут же по близости старый город караимов. И русский монастырь в горе. Братство иноверцев. Я дал милиционеру двадцать гривен, сел в «Фольксваген» и уехал. Вот «Фольксваген» — это и есть будущее Крыма.

Есть ли там какие-то знаки европеизации? В Севастополе средь бела дня мы искали книжный магазин — все закрыто. И в Бахчисарае — закрыто. Никакой культуры. Зато долина на обратном пути в Ялту — дивная! Но путь через Ай-Петри закрыт, и правильно: надвигался вечер. Я остановился в ресторане около Фороса. Опять шашлыки — татарское, кстати, слово — и чебуреки! (надоело). А внизу под искусственной черепицей объект «Заря» — здесь когда-то томился «шильонский узник» Горбачев. Конечно, по здравому рассуждению, Ельцин зря Крым сдал, так нельзя. Но, с другой стороны, считает оранжевый Киев, европейский мир будет без границ, какая разница, с кем Крым, если мир пойдет в одни ворота. Но зачем им пока что идти с нашей непредсказуемой страной, уж лучше в НАТО. И получается: на русской стороне — непуганые пенсионеры, население, которое верит слухам и завтра вымрет, а на другой — подрастающее поколение, русскоговорящая команда, да не слишком русская. Я дал милиционеру двадцать гривен — нет, я об этом уже сказал. В сущности, взяточники.

Крымский разврат

В Крыму всегда процветало распутство. Что это — влияние климата, розового масла или аморальность русской души? Современники Империи писали, что, когда в Ницце все закрывалось к десяти вечера, в Ялте только начиналась гульба. Татарские проводники, возившие дам в горы, становились любовниками. Об этом подробно сообщалось в столичных газетах. Дама с собачкой — не исключение, а стиль ялтинской жизни. Теперь, при отсутствии аристократии, нравы еще более опростились. В Крым приезжают отдыхать девушки из восточных районов Украины, некоторые из них — хорошенькие, они быстро спускают свои маленькие деньги (как и хипари Лисьей бухты), споры из-за денег среди девушек слышны на каждой набережной Крыма, и девушки становятся легкой добычей для мужчины со средствами. Ресторан-деньги-секс — азбука курортного марксизма. Крым постепенно станет центром мирового секс-туризма.

Пьяный авианосец

Всякий раз, когда я не пишу в течение какого-нибудь отрезка времени, будь то месяц или даже неделя, а затем сажусь писать, мне ночью снятся чудовищные кошмары. Я просыпаюсь с колотящимся сердцем и долго не могу прийти в себя. Таинственная зависимость между включением в слово и последующим за ним наказанием, подчеркнутая постоянством, заставляет меня думать о каких-то неназванных соответствиях. Крым болен подобным явлением. Всякий раз, когда он просыпается от спячки, переборов свою негу, и обращается к действию, его накрывает волной кошмаров и его жизнь превращается в кольцо Сатурна с крутящимися сочленениями: нега — активность — кошмар.

О сходстве Крыма с авианосцем мне впервые поведал старый крымчанин Леня Петров, бывший директор коктебельского Литфонда, и я не сразу поверил ему. Но чем больше я думаю об этих словах, тем больше осознаю его правоту. В настоящий момент Крым стал одним из немногих мест на Земле, где может возникнуть конфликт, который приведет к новой мировой войне. Противостояние реально как на идущей из недавнего прошлого оси Восток — Запад, так и на растущей из будущего оси Север — Юг. Крыму снятся кошмары не зря.

Когда мой украинский строитель (строитель моего «чего-то» в Коктебеле) уезжает из Крыма в Киев, он говорит:
— Я поехал на Украину.

…Вечерней линейки не будет. Будет пьянство. Украинская водка победила первой, это важное завоевание. Русской не видно и не слышно. Аюдаг с годами еще больше похож на медведя. Нужно купить две пальмы в Никитском ботаническом саду. Суук-су. Повеситься на Суук-су. Там возводили казино, а получился «Артек» — так и весь Крым. Но немцы — не дураки. Гитлер велел отдавать крымские земли своим лучшим эсэсовцам. По кусочку торта. Они уже обжились, думали навсегда, я видел на фотографиях их улыбающиеся лица на пляже: отдых офицера. Странно все-таки выглядит полуостров Крым (см. карту). Похож на глубоководную рыбу с хвостом там, где Керчь. Или на тайный знак: раздавленную пентаграмму. Арабатская стрелка трепетно бьется как жилка на шее. Пионерские песни перед сном. Авианосец. Пьяный авианосец. Нет капитана. Плывет куда-то. Лишь бы не было войны.

Источник

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.   

Авианосец Крым. Часть I

Будь я сто лет назад русским царем, я бы перенес столицу в Севастополь, единственный город империи, за который не стыдно. Когда Николай Второй шел гулять по царской тропе в Новом Свете (туристу надо сюда заехать скалистые хаосы, грот Шаляпина с дивной акустикой, транслирующей скороговорку экскурсоводов и шум полураздетой толпы), он в немом сопровождении князя Голицына (автор крымского шампанского, стоит попробовать), возможно, именно об этом думал. Начать сначала. Обновить нацию. Офицеры свезут сюда красивых женщин со всех уголков страны. Женщинам нравятся загорелые, в тельняшках, моряки. От них народится красивое потомство. Одна беда: не загуляют ли дамы?

Вокзал в Симферополе. С начала ХХ века — главные «ворота Крыма» (ранее эту функцию выполнял вокзал Севастополя)

Революционная мысль: сдвинуть столицу из комариных чухонских болот на солнце и море, в синеву небес. Николаю Второму к тому времени уже давно надоело, что его величали Вашим Величеством. Для него эта кличка стала похожа на «Василий Иваныч». Ему хотелось совершить подвиг. Столица в Крыму — ход ферзем. На царской яхте «Штандарт», отделанной со скромным английским шиком, он часто всматривался в карту полуострова. Крым напоминал ему масонский знак. Это возбуждало. У Николая Второго замирало сердце. Вот я и стану новым Петром Великим. Сорву замыслы бунтовщиков. Удивлю Европу. Запугаю Турцию. Из Севастополя все видно как на ладони. Возведем белый город. А жить буду в Ливадии. Кто владеет Крымом, тот владеет миром. Здесь, на земле греческих и итальянских колоний, Россия обрящет новое дыхание. Отдохнет от бурь. Но не слишком ли много восточной экзотики? Крым, как большая цикада, звенит от татарских названий. Справимся. Не говоря никому ни слова, царь принял решение перенести столицу в 1924 году (см. тайные неопубликованные записи монарха). Схватив в охапку князя Голицына, он тут же на царской тропе стал танцевать Севастопольский вальс. (Похоже, что этот абзац — плод несколько вольной фантазии автора. — Ред.)

Форос. Церковь Вознесения

КрасотаНастоящим патриотом Крыма считается тот, кто, не задумываясь, скажет, что Крым красивее Италии, даже если он никогда в Италии не был. В этом азартном заявлении есть доля правды. Италия — сложившаяся страна и уж тем более завершенная культура. Красоты Италии находятся под колпаком Passe’ Compose’, состоявшегося прошедшего времени. Они перемешаны с общезначимым гением итальянского зодчества. Всякий кипарис становится продолжением мраморной колонны, а розовый куст или оливковый сад полны устойчивых человеческих значений. В Крыму, напротив, ничто не доведено до конца, ничто не собрано воедино, многое брошено на полпути, оборвано, разбито, а кое-что вообще не началось. Нет даже приморской железной дороги. Дикая, не обузданная человеком красота, не подчинившаяся несчастной истории, — вот что такое Крым.
Вот все говорят об ауре, ауре, ауре. Но только в Крыму проникаешься этой темой. Когда солнечным майским днем где-нибудь между Симеизом и Форосом спускаешься с горы в окружении фитонцидов по неровной тропинке к морю среди мелколистных каменных дубов, которые росли здесь всегда и везде, ты чувствуешь, как углубляется твое дыхание, как расширяются глаза — ты оказался во власти чистой первозданной ауры. Такое, мне помнится, случалось встречать на южном скалистом берегу ЮАР, но согласитесь: где страна Лимпопо и где мы?

Остров Крым

Самая глубокая тайна, связанная у меня с Крымом, постыдная. Пришел много лет назад ко мне в гости Василий Аксенов, еще до «Метрополя» (знаменитого литературного альманаха, вышедшего в 1979 году в Самиздате. — Ред.). И сказал, что хочет писать книгу «Остров Крым». Мне стало страшно. Потому что у меня тоже были мысли написать что-то подобное. О русской Формозе (параллелях между Тайванем и свободном от большевиков Крыме). Но он сказал — и все, уже поздно. Я с женой по этому поводу говорил — темы спускаются с небес. Кто первый поймает. Я Аксенову до сих пор в этом не признался. Он написал — Крым получился золотопогонный, плейбойский, совершенно западный. Крымофил.

Крымофилы и крымоскептики

Есть две антагонистические партии людей: крымофилы и крымоскептики. Они похожи на свифтовских лилипутов с их фанатичным размежеванием на тупоконечников и остроконечников в зависимости от того, как разбить яйцо. Крымофил убьет за Крым. Крымоскептик высмеет и Крым, и крымофила. Борьба этих партий нарастает из года в год. Если раньше в советские времена она касалась легких — бытовых, эстетических, климатических — измерений, велась на основе курортных противопоставлений, то теперь она углубилась, проникла в политические, ностальгические, межнациональные сферы и загноилась.
Cегодняшний крымофил с его непоколебимой верностью полуострову — реликтовая порода. Верность настояна на старомодной болтовне: Крым бесподобен, уникален, неотразим, он имеет богатейшую историю, сказочную археологию, самоцветные пляжи, мистическую составляющую легенд, пещер, гротов, монастырей. Однако у староверов возникли и державные мысли: Крым — святая земля. Здесь, в Херсонесе, крестился князь Владимир, здесь первому русскому туристу Пушкину пришла мысль об «Евгении Онегине», здесь поручик Лев Толстой защищал Севастополь, здесь шли кровавые бои против фашистов и Сталин на Ялтинской конференции продвинул свои идеи поствоенной советской империи. Крымофилом может быть и поэтический поклонник Киммерии, и московский градоначальник, друг Севастополя, и просто любитель доступного отдыха, и поклонник секс-туризма. Однако в основе крымофильства лежит, как правило, семейная быль поездок: я здесь первый раз увидел море!
Портрет крымоскептика изначально близок портрету его противоположника. Крымоскептик тоже в детстве ездил в Крым, возможно, в «Артек», затем пил на ялтинской набережной портвейн из цистерны и в ту же ночь потерял девственность. Но прошло время, и крымский романтик разочаровался. С высоты сегодняшнего времени он увидел тяжелые изъяны Крыма: набережная — не та, еда — не та, климат тоже испортился. Такого крымоскептика, если он знаменит, используют турагентства кавказского направления для вербовки клиентов. Но дело этим не ограничивается. Несовершенный крымский сервис и вообще разрушенная курортная инфраструктура — это только первый шаг к мысли об исторической неверности и фальшивости Крыма, от потемкинских деревень до всесоюзной здравницы, от бандитского лихолетья 1990-х до нынешней неразберихи с украинизацией и татарскими претензиями.

Крым сверху вниз

Черное море, как всякое удачное название, стало ударным брендом масс-культуры, перемешавшись с черными очами и очками. Как посмотреть на Крым, пользуясь методом отстранения по Шкловскому, не подвергая память насилию и в то же время не отказываясь от нее? Крым по-прежнему остается «жемчужиной» местного значения, его обаяние почти не выходит за границы СНГ. В иностранном сознании Крым существует как расплывчатое пятно: кто-то слышал о Крымской войне как пробном шаре мировых войн, кто-то пил крымское шампанское, кто-то что-то читал о Ялте, о Чехове. Крым — лоскутное одеяло. Иностранная речь в Крыму до сих пор слышится редко, на нее оглядываешься. В основном это польская речь. Небогатые молодые люди. Иногда немцы. Совсем редко слышится английская речь. Негусто. Иностранцы, с которыми я говорил о Крыме в Европе или Америке, представляют его себе на конце света — как туда добраться?
Между тем один час скрадывается благодаря разнице временных поясов, и в Ялту или Коктебель, если вылететь из Москвы с утра, можно попасть к обеду и предзакатные часы провести на пляже. До недавнего времени в Крым летали только советские самолеты, либо слишком тесные, либо слишком дребезжащие летательные аппараты, в которых удобно думать о преждевременной смерти. Теперь появились альтернативные решения, и в Симферополь, случается, летишь на цивильном самолете нового европейского поколения. Сам полет — если безоблачно и сидишь у окна — чистое бегство из северных лесов в степные вольные юга. На подлете к аэропорту зачерпываешь взглядом неожиданное серебро Черного моря, которое неуловимо снизу, и затем видишь землю лилового, ярко-баклажанного цвета.
Еще недавно из-за своей изношенной формы пограничники Симферополя выглядели дезертирами Советской Армии. Теперь их американизированные мундиры (особенно темно-зеленые широкополые техасские шляпы на пограничницах) становятся первыми встречающими тебя знаками украинских намерений потесниться к Западу. Впрочем, эти первые знаки в Крыму могут оказаться и последними. Если у тебя есть лишние доллары, можно, минуя толпу, отправиться в VIP-зал аэропорта (предварительно созвонившись). Опустившись в мягкие кресла под звук каблуков высоконогих официанток, бросившихся принести тебе местное пиво, ловишь носом из форточки запах вечнозеленых кустов (они в твоей молодости, впрочем, почему-то пахли куда более впечатляюще), чувствуя первое курортное расслабление.

Вид с горы Мангуп, вблизи развалин древнего «пещерного города» Мангуп-Кале

Симферополь

В Крыму были все, от князя Владимира до Марка Твена и немецких фашистов. Но было бы самым опрометчивым поступком взять машину и поехать осматривать Симферополь. Иначе путешественника ждет тягостное разочарование. Симферополь (по шкале воображаемого путеводителя: минус ***) на редкость безобразен. Он представляет собой административную изнанку Крыма, негатив крымских красот. Скопище дешевой советской архитектуры, уставшей стоять на ветрах и под солнцем, может стать лишь удачной кинодекорацией той «бездарной страны», о которой еще в год революции пел Вертинский. Архитектурный Симферополь — скелет бюрократии, шмыгающей по длинным коридорам Совета министров автономной республики. Ни зелень садов, ни веселые лица симферопольских студентов не скрашивают бренности существования. Случай привел меня в большую симферопольскую больницу навестить знакомого. Это было травматическое отделение, где все лежали в тесных палатах с высоко поднятыми сломанными ногами. Сосущие взгляды выздоравливающих больных на костылях, курящих на лестницах, запахи больничной кухни и морга… Короче, не ломайте ног в Симферополе!

Дороги

Все дороги в Крыму ведут в море. В машине можно заранее надеть плавки. Сегодня поедем в сторону Феодосии. Это не лучшее шоссе, не правительственное, как дорога на Ялту, но сносное. Поначалу едем в индусском варианте вечного пригорода: вокруг мелькают куры, сидящие на корточках мужчины, кладбища, бензоколонки, белые мазанки с синими рамами. Это — третий мир.
Далее пошли религиозные новшества: придорожное соревнование христианских крестов и мечетей — теперь каждый заявляет о своей единственной истине. На бетонных балках, стенах недостроенных домов попадаются политические выкрики промосковского толка. Правда, на выезде из Симферополя я увидел кучку людей с выгоревшими оранжевыми флагами — они выглядели, как злоумышленники: крымская действительность оттеснила их на обочину.
После бесконечного, растянутого вдоль шоссе Белогорска дорога веселеет. Преображение внезапно. Вы о чем-то задумались, как вдруг, посмотрев в окно машины, видите, что за вас взялись горы и долины. Природа превращается в романтизированное пространство разнообразных обещаний. За поворотом готов блеснуть рукав Амазонки, вот-вот появится туча слонов. Но, раскрывшись, природа скромно складывается в лесной перевал, где растут грибы и цветут цветы, а затем уже следует Старый Крым — поселок городского типа, включающий в себя невидимое глазу цветущее татарское прошлое, хрустящий половицами Музей Александра Грина и бывшую столицу-здравницу советских туберкулезников. Начинаются виноградники и степи Восточного Крыма. В конце концов, стокилометровая дорога предлагает вам нехитрый выбор: ехать налево смотреть Феодосию или направо — на коктебельский пляж. На повороте милицейские машины — они равнодушны к дорожному движению (сумбурному, с рискованными обгонами, нередкими авариями), но имеют политическое значение. Время от времени здесь возникает татарский табор. Эти люди хотят присвоить себе Тихую бухту — гордость Коктебеля. Почему-то им ее не дают.

Источник

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.   

Внеземные ландшафты Земли

Остров Socotra необычен в первую очередь своим ландшафтом, его можно принять за декорацию к фильму о какой-то внеземной цивилизации, но поверьте, такая красота существует на самом деле. Ко всему прочему – это еще и одно из самых изолированных мест на планете. Из-за такого расположения треть растений Сокотры являются эндемичными, их нельзя найти больше нигде на планете.



Предположите на несколько секунд, что произошло чудо и вы вдруг неожиданно проснулись на этом острове. Первое, что придет вам в голову – вы сошли с ума, либо попали на другую планету,  или погрузились совсем в другую эру истории Земли. Последний вариант наиболее правдоподобен в случае с Сокотрой, географически изолированной от Африки уже 6 миллионов лет. Остров изобилует чрезвычайно редкими разновидностями флоры и фауны, которых здесь около семи сотен.



Несмотря на резкий, горячий и сухой климат здесь процветает удивительная растительная жизнь. Остров Сокотра расположен в 250 километрах от Сомали и в 340 от Йемена. Широкие песчаные пляжи плавно переходят к известняковым плато с множеством пещер и горам высотой до 1525 метров.



Название Сокотра переводиться с Санскрита, как Остров Счастья. И с этим вполне можно согласиться – сумасшедшее ботаническое очарование соседствует здесь с тишиной, изоляцией и огромными тихими пляжами.



Перейдем к описанию некоторых уникальных растений и животных острова, которые защищены здесь природной изоляцией, и потому некоторые из них сохранились в том же виде, что и 20 миллионов лет назад. Начнем с dracena cinnibaris – дерева под названием Кровь Дракона, источника ценной смолы для лаков, красок, и медицины. Смола крови дракона использовалась также в средневековом ритуальном волшебстве и алхимии.



Ветви этих деревьев расширяются к небу, и снизу напоминают множество летающих тарелок…Сверху же они выглядят как огромные грибы.



На Сокотре есть также Пустынная Роза (adenium obesium) — растение, похожее на цветущую ногу слона.



Dorstenia Giga – совсем не требуют никакой почвы и погружает свои корни прямо в голую скалу.



Также среди интересных растений Сокотры — странное и чрезвычайно редкое Огуречное Дерево (dendrosicyos socotranum).



Несмотря на то, что население острова — приблизительно 40 000 жителей, правительство Йемена построило здесь первые дороги только 2 года назад — после переговоров с ЮНЕСКО, которое объявило Сокотру территорией мирового наследия. Это — тихий и мирный анклав среди беспокойного мира. Если Вы решитесь посетить остров, забудьте о пляжных гостиницах и ресторанах; Этот остров приспособлен к эко-туризму и поддержке местной экономики и образа жизни.

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.   

Города Майя

Народы и культуры, относящиеся к цивилизации майя, существовали на протяжении более 2500 лет.



На данный момент обнаружено более 400 крупных археологических памятников культуры май и свыше 4000 мелких.



Список городов майя представляет собой перечень важнейших археологических памятников, связанных с доколумбовой цивилизацией майя.



Один из древнейших сохранившихся "городов" - Паленке. Паленке с первого взгляда завораживает необычайно красивым расположением. В нескольких метрах за пирамидами и необыкновенным дворцом возвышаются горы, покрытые густой зеленью.



Так же завораживает Эль-Мирадор с двумя крупными пирамидами, 55-метровой «Эль-Тигре» и 72-метровой «Ла-Данта», на вершине последней находится храм.

Терракотовая армия

Одна из интереснейших достопримечательностей Китая, и мира в целом, терракотовая армия найденная рядом с гробницей китайского императора Цинь Шихуанди недалеко от города Сиань.



Это захоронение содержит около 8099 полноразмерных терракотовых статуй воинов и лошадей.



Фигуры воинов являются настоящими произведениями искусства, поскольку выполнялись в индивидуальном порядке, вручную и с использованием различных методик. Каждая отдельная статуя имеет свои уникальные черты и даже выражения лица.

Ночной Нью-Йорк

Место, где жизнь кипит и не замирает ни на секунду. Мекка бизнеса и финансов. Цель многих, кто гонится за своей американской мечтой. И всё это - Нью Йорк.


Город миллионов огней захватит Вас в свою паутину.



Эмпайр Стейт, Крайслер, Бруклинский и Манхеттенский мосты - завораживают и притягивают.



Аллеи Центрального парка наполняются светом, исходящим из-под кроны деревьев.



И, конечно же, историческое ядро - Манхеттен.

Тайна пирамид и загадки сфинкса

Пирамиды - величайшие архитектурные памятники, входящие в уникальный ансамбль.



Одна из них - пирамида Хеопса - одно из семи чудес света.



Пирамиды и сфинкс издавна были источником фольклорных сказаний (например, сказания о загадках сфинкса).

Тоннель любви

Так называемый «Тоннель любви» находится в местечке Клевань, Ровенская область, Украина. В теплое время года, когда распускаются в полную силу листья на деревьях, зеленое одеяние растущих рядом друг с другом деревьев образуют сказочный зеленый туннель вокруг километрового отрезка железной дороги.

Сады Маркессак

Город Везак в Дордонской области Франции является родиной одних из самых великолепных садов в мире — садов Маркессак. Потрясающие растительно-скульптурные ландшафты окутывают средневековый замок XVII века, возвышающийся над живописной долиной Дордонь. Вот уже более 300 лет они радуют посетителей своей красотой.



Замок был построен в конце 17 века советником Людовика XIV Бертраном де Верне Маркессаком прямо на скалах с видом на долину Дордони. А вокруг него разбит чудесный и довольно оригинальный сад.



По некоторым сведениям автором сада может быть ученик главного королевского садовника Андре Ленотра. Главная терраса сада сложена в геометрические узоры, символизирующие симметрию двух основных частей замка. Сам замок высотой 800 метров называется Бельведер Дордонь и расположен на высоте 130 метров. И вот с этой высоты открывается великолепная панорама на всю долину с ее замками, красивейшими деревушками, извилистой рекой, полями и конечно на сам сад Маркессак площадью 22 гектара.



Сад Маркессак в том виде, в котором он предстает сейчас, датируется 18 веком. Основой сада являются около 150 000 самшитов, постриженных вручную. Мягкие округлые формы, созданные умелыми руками, придают садам особую романтичность и гармонию с холмами долины Дордонь. В 1861 году сады унаследовал Жюльен де Керваль. Он был страстным любителем садоводства и последние 30 лет своей жизни потратил на развитие и украшение садов Маркессак. Эти «стада барашков», придавшие садам неповторимость и сделавшие их всемирно знаменитыми, это заслуга именно Жюльена де Кеваля.



Он завез сюда липы, кипарисы, итальянские кедры и цикламены. Сейчас сады Маркессак – это более 6 км аллей и дорожек, проложенных среди красивейших изумрудных лабиринтов из постриженных деревьев с необычными геометрическими формами и ароматами самшита, сантолины, розмарина и лаванды. Над всем этим великолепием сейчас трудятся всего 4 садовника, настоящие мастера своего дела придают форму деревьям и создают из них целые композиции. Во второй половине 20 века сады были запущены, их новый владелец совсем ими не интересовался, но в 1996 году сады Маркессак получил во владение Клебер Российон. Он не только восстановил прежнюю красоту и очарование садов, но и внес много нового. В то время были созданы романтические аллеи розмарина и сантолины в духе 19 века.



И в том же 1996 году сады Маркессак были открыты для посетителей, и с тех пор они принимают гостей круглый год. А в 1997 году Комитетом Парков и Садов Министерства культуры Франции сады Маркессак были внесены в список «Знаменитые сады Франции».