«Радио Африка»

Cамая известная из африканских диких свиней выглядит настоящим пугалом на фоне своих сородичей. Кажется, что Природа нахулиганила, работая над портретом бородавочника, пририсовав ему длинную гриву по всему хребту — от лба до крупа, пышные бакенбарды, кисточку на хвосте, расширяющуюся к пятачку морду, огромные, загнутые вперед и вверх на манер гусарских усов клыки и в довершение — несколько пар крупных, симметрично расположенных наростов-бородавок, собственно, из-за которых животное и получило такое название. Фото GABRIELA STAEBLER/ZEFA/CORBIS/RPG

Зоосправка

Бородавочник — Phacochoerus aethiopicus (или P. africanus)
Тип — хордовые
Класс — млекопитающие
Отряд — парнокопытные
Подотряд — нежвачные
Семейство — свиньи

Разнобой в видовом названии — наследие недавних времен, когда зоологи выделяли два вида бородавочников. Сейчас принято, что все бородавочники принадлежат к одному виду, образующему несколько (от 4 до 7) подвидов. Живут исключительно в Африке, почти по всей саванной зоне континента. Длина тела — 105—150 сантиметров, высота в холке — 55— 85, вес взрослых животных — 50—150 килограммов. Самцы значительно крупнее самок, но с более коротким хвостом. Окраска кожи серая, а волос — от желто- до темно-коричневой. Правда, в природе благодаря жизни в норах и регулярным пылевым ваннам обычно имеют цвет почвы, преобладающей в данной местности. Число зубов в течение жизни меняется: последний коренной зуб (выполняющий основную работу по пережевыванию пищи) постоянно растет вширь, вытесняя соседние зубы. В результате к концу жизни у бородавочника остается всего 16 зубов, а коренной достигает огромных размеров. Клыки очень мощные, верхние значительно длиннее нижних, у старых самцов могут превышать 60 сантиметров в длину и быть изогнуты на три четверти окружности. Для внешнего облика животного характерны бородавки — плотные кожные выросты на морде, увеличивающиеся в течение жизни и у старых самцов выглядящие удлиненными (иногда до 15 сантиметров) шишками. Продолжительность жизни в природе — 12—15 лет, в зоопарках могут доживать до 18.

Бородавки, давшие название виду, у старых самцов выглядят настоящими рогами, но на самом деле это исключительно кожные образования. Фото FOTOBANK.COM/MINDEN PICTURES

От прочих свиней бородавочник отличается не только обликом, но и местом обитания. Предназначение этих животных — рыться в земле, и потому все их виды предпочитают жить в ландшафтах с мягкими влажными почвами, будь то джунгли Амазонии или Индонезии, европейские дубравы или камышовые плавни. Все — кроме бородавочника, который избрал своим домом африканскую саванну. Его ареал практически совпадает с этой географической зоной: по всей Африке южнее Сахары, исключая влажные экваториальные леса, а также почему-то самый юг континента. Бородавочники встречаются и в зарослях кустарников (буше), и в разреженных лесах, и в полупустынях, но избегают настоящих лесов и настоящих пустынь.Живя в столь необычных для свиней ландшафтах, они не только не отказались от рытья земли, но и здорово поднаторели в этом деле. Вряд ли кто еще из диких свиней способен не просто перелопатить землю, а вырыть в ней настоящую нору длиной метра в три, как это делает каждый взрослый бородавочник. Правда, при всяком удобном случае они используют чужие постройки, чаще всего трубкозубов, иногда дикобразов или других роющих животных. Но это ненамного убавляет им работы: нору нужно расширить и углубить, а в конце сделать камеру, где владелец с комфортом может провести ночь. Если речь идет о самке, то нора должна вмещать и ее потомство. Да и по горловине норы хозяин должен иметь возможность передвигаться свободно. Конечно, не в полный рост, как ни коротки свиные ножки, тоннель, по которому на них можно бегать, потребовал бы невероятных трудов и к тому же был бы слишком удобен для хищника. Поэтому бородавочники залезают в норы буквально на карачках, опираясь на запястья. Причем обычно задом наперед, закрывая вход в нору своей широкой клыкастой мордой.
Странная для копытных коленопреклоненная поза вообще весьма характерна для бородавочника. Трудно даже сказать, для чего она больше приспособлена — для передвижения в норе или для кормления. Дело в том, что диета бородавочника тоже не совсем обычна для свиньи: большую часть его меню составляет самая обычная трава. Правда, при всяком удобном случае он разнообразит свой рацион чем-нибудь более вкусным и питательным: как и все свиньи, бородавочник очень любит животную пищу (падаль, личинок насекомых и т. д.), охотно ест сочные корневища и клубни. Но трава для него — не вынужденная замена более подходящей еде, а жизненно необходимый продукт: в зоопарках, где бородавочников пытались кормить пищей, пригодной для других свиней, они быстро умирали.

Норы бородавочников не просто углубления в земле, а комфортабельные «квартиры» для всей семьи. Фото FOTOBANK.COM/MINDEN PICTURES

Казалось бы, при таких вкусах добыть еду не проблема: травы в саванне всегда достаточно. Но чем ее рвать? Свиной пятачок мало подходит для срезания травяных стеблей, а мускулистых губ и языка, как у настоящих травоядных, эволюция бородавочнику пока не дала. Поэтому при пастьбе он опять-таки вынужден падать на «колени» и захватывать траву всей пастью, поводя мордой из стороны в сторону (со стороны это напоминает работу газонокосилки необычной конструкции). А когда все пространство перед мордой окажется объедено, все так же, на коленях, переползает вперед. В такой позе он может оставаться часами и преодолевать значительные расстояния. На сгибе кисти, в тех местах, на которые при таком передвижении приходится нагрузка, у бородавочника развиваются толстые мозоли.На коленях животное не только принимает пищу и входит в жилище, но и сражается на турнирах. Во время гона (его сроки в разных районах Африки различны, но всегда подгаданы так, чтобы поросята появились в сезон дождей) самцы-соперники выясняют отношения, упершись друг в друга лбами и часто «переходя в партер», то есть опять-таки становясь на колени. Они вздыбливают гриву, устрашающе рычат и подогревают себя, хлеща хвостами по бокам, но почти никогда не пускают в ход штатное оружие — клыки. Назначение этого оружия — защита от хищников. Огромные (обычная длина — 30 сантиметров, рекордная — 63), острые, легко входящие в тело, они делают бородавочника нелегкой добычей, способным оказать сопротивление, нанося страшные раны любому врагу. А врагов у этого животного немало: львы, леопарды, гепарды, гиеновые собаки — почти все африканские охотники на крупную дичь. Правда, чаще всего они, кроме льва, предпочитают не связываться со взрослыми свиньями — слишком велик риск. Бородавочники не только хорошо вооружены, но и психологически готовы к бою. Неоднократно описаны случаи, когда эти животные (обычно самки, защищавшие поросят) обращали в бегство леопардов, а знаменитый зоолог Бернхард Гржимек видел, как бородавочник контратаковал напавшего на него слона, и тот счел за благо отступить.

Бородавочник — излюбленный объект львиной охоты, но добыть его непросто даже крупным кошкам. Фото KEVIN SCHAFER/ZEFA/CORBIS/RPG

Есть даже свидетельства, что при численном преимуществе самцы-секачи сами нападают на замеченного хищника, причем стремясь не прогнать его, а именно убить. Так, например, описан случай, когда три самца бородавочника напали на леопарда, застигнув его на открытой местности. Таранными ударами они перебрасывали его друг другу, как мяч, и несчастная кошка с трудом избежала гибели, сумев скрыться в кустарнике.Но это, конечно, исключения. Обычная реакция бородавочника на хищника — бегство. Достигая около 50 километров в час, он является одним из лучших бегунов среди свиней, а если враг все-таки настигает, в последний момент животное резко сворачивает в сторону. Благо, по саванне, как правило, можно бежать в любом направлении. Правда, к длительному бегу он, как и его родичи, приспособлен плохо: его задача добежать до норы (если она близко) или густых зарослей. Но даже когда бородавочник спасается бегством, его хвост с задорной кисточкой на конце горделиво устремлен в небо. Вертикально поднятый хвост — еще один характерный жест этих животных: невозможно удержаться от смеха, глядя, как семейство бородавочников трусит по саванне, высоко задрав хвосты, следуя точно друг за другом, словно паровоз с вагонетками, к которым зачем-то приделали флагштоки или антенны. За постоянно поднятый хвост и гордый вид белые поселенцы прозвали бородавочника «радио Африка».
Впрочем, такие кортежи возникают не сразу. Новорожденные поросята очень чувствительны к холоду и первую неделю не покидают родную нору, где условия мало отличаются от материнской утробы: температура постоянно около 30 градусов, влажность — 90%. Самка оставляет их там одних на целый день, возвращаясь лишь вечером. Поросят обычно бывает от 2 до 4, но иногда и до 7—8, что создает немалые проблемы с кормлением, так как у самки бородавочника всего две пары молочных желез. На второй неделе поросята начинают провожать мать от родного порога — сначала всего на несколько метров, но с каждым днем все дальше и дальше.

Бородавочники нередко становятся добычей охотников, хотя гораздо большую опасность для них представляют земледельцы, теснящие свиней с их территорий. Фото NHPA/VOSTOCK PHOTO

А по прошествии двух недель они ходят с ней весь день. Подобно настоящим пастбищным копытным, бородавочники кормятся в основном днем, а ночи проводят в норах; но там, где человек активно охотится на них, они легко переходят к ночному образу жизни. Часто несколько самок (обычно сестры или мать и дочери) объединяют свои выводки, образуя группы до 17— 18 голов. Что до самцов, то у них нет четкой роли: одни живут вместе с подругой и потомством, участвуя на равных в охране и воспитании детей, другие уходят из семьи сразу же по окончании брачного сезона и в дальнейшем пасутся отдельно (иногда образуя небольшие чисто мужские компании). Поросята к 3—4 месяцам переходят к питанию травой, примерно в годовалом возрасте выселяются из материнской норы, а года в полтора достигают половозрелости.Как и все крупные животные Африки, бородавочники испытывают на себе все большее воздействие растущей человеческой популяции: за пределами национальных парков уже почти не осталось земли, еще не занятой под плантации или пастбища для домашнего скота. К тому же мясо бородавочника — желанная добыча не только для четвероногих, но и для двуногих охотников. Тем не менее, пока численность африканской травяной свиньи остается довольно высокой, и оснований тревожиться за ее судьбу нет.

Источник

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.

Допущены к показу

Милан — эпицентр итальянской моды. Жизнь в этом городе, идущая по модному календарю, от сезона к сезону, от марта к сентябрю, формирует будущих дизайнеров не хуже, чем учеба в IED — Европейском институте дизайна.

IED был основан в 1966 году журналистом Франческо Морелли. Изначально институт задумывался как «творческая мастерская в области культуры и инноваций». Тогда Франческо даже представить себе не мог, что со временем школа разрастется до сегодняшних размеров. В 1973-м открылось отделение IED в Риме, в 1987-м в качестве филиала возникла знаменитая школа автодизайна в Турине. Потом открывались подразделения в Венеции, Мадриде, Барселоне и даже Сан-Паулу. Теперь в эти города съезжаются со всего мира. В Турин — учиться проектировать новые автомобили, в Венецию — осваивать дизайн яхт или украшений из муранского стекла, в Милан, Мадрид, Барселону — дизайн одежды и познавать все то, что кроется за привычным словом «мода».
У миланского IED нет одного главного здания: он разбросан по всему городу. Интересующее нас отделение моды находится не в центре, а на окраине — в парковой зоне. Само здание похоже на общеобразовательную школу, и только вид студентов говорит, что это не так. Во-первых, все что-то на чем-то рисуют — кто в блокноте, кто и на асфальте, как в детстве. Во-вторых, каждый старается выделиться из толпы однокурсников. Одни — необычной прической, другие — украшениями, сделанными своими руками, собственноручно изготовленной одеждой, сумкой или всем этим вместе. Входящих в здание встречают манекены в одежде «от студентов» разных курсов. В аудиториях все время многолюдно, и лишь на время обеда здание школы пустеет: все расходятся по близлежащим кафе. Желающие сэкономить достают из сумок сделанные дома или купленные в бистро сэндвичи, располагаются в школьном дворике или на ступеньках отдельно стоящего театра. Институтский театр— это своего рода местная достопримечательность. Иногда здесь проводятся публичные лекции, но чаще сцена используется по прямому назначению. Студенческие спектакли, концерты, презентации, а главное — показы — все проходит здесь.

Внешне здание отделения моды, скорее, напоминает обычную школу

Осень—зима«Вы приехали удачно: начало декабря — это разгар семестра. Студенты полностью втянулись в учебный процесс», — говорит хрупкая Сара Аццоне, вице-президент института. Она садится рядом с нами в кресло, где обычно располагаются абитуриенты во время собеседования. Сара начинает рассказ о школе, не дожидаясь вопросов. Мне остается только слушать и рассматривать ее безупречный, по-милански стилизованный наряд: серые гольфы, собранные в гармошку, — произведение одной из студенток второго курса отделения трикотажа, черная классическая юбка до колен, рубашка цвета только что выпавшего снега, ярко-зеленый пуловер и зеркально-черные ботильоны. Отдельного внимания заслуживает прическа — простая и в то же время идеально подходящая к ее образу. Короткое каре с челкой, каштановые волосы, незаметный макияж — Сара мало отличается от самих студентов.
«Хотя официально год у нас не делится на семестры. Правда, у студентов есть рождественские каникулы и летняя пауза. Но отдыхают только младшие курсы — третьекурсники очень заняты и все свободное время тратят на отшив дипломных вещей. А пятеро лучших за лето должны создать целую коллекцию, чтобы представить ее на нашем главном модном событии. Ровно за два дня до начала миланской недели моды, 20 сентября, мы устраиваем My Own Show. Окажись вы на нем, мы бы посадили вас с главным редактором итальянского Vogue Карлой Соццани, с Саверио Москино, Джоном Ричмондом, Джорджио Армани… Ребята-участники сами все делают — берут на себя режиссуру, разрабатывают и строят декорации, рисуют приглашения, подбирают музыку, а иногда даже пишут ее самостоятельно. Никакой помощи профессионалов, все студенческими руками и головой».
В этом году в шоу участвовали два выпускника мадридской школы — Бенте Бьор из Норвегии и испанка Марта Пиа Пири Алварель, итальянка Марта Форгиери из барселонского отделения IED и Алессандро Вижиланте из Милана — оба сейчас, после выпуска, работают над женской линией Moschino. Возможно, весной их снова можно будет увидеть, но уже не в студенческом шоу, а в «настоящем» показе в рамках весенней недели моды в Милане. Еще была девушка из Бразилии — Джованна Понтес Кассис, выпускница IED в Сан-Паулу. Уже на третьем курсе ее пригласили работать в бразильское отделение Valentino Fashion Group. «Я очень тонко чувствую мужскую линию кроя, — говорит Джованна. — Поэтому для выпускной коллекции я решила сделать акцент на мужской одежде. Хотя, признаюсь, на втором курсе, когда нам надо было переделать базовую модель мужского пиджака, я с трудом представляла, как это сделать».
На трехгодичную программу в IED приходят совсем молодые люди, только окончившие школу. От них не требуется предъявления портфолио, достаточно собрать пакет документов, пройти собеседование и заплатить за первый год обучения. Первокурсники еще не очень хорошо представляют себе, чем они хотят заниматься в будущем. Учебный процесс построен таким образом, что за время обучения каждый имеет возможность попробовать свои силы в пошиве мужского пиджака, классических брюк, вечернего платья, мини-юбки, кардигана, топа, в создании трикотажа, ткани, в декорировании… В результате к середине второго курса студенты определяются со специализацией — мужская одежда или женская. Эти два основных направления — своего рода база, на которой строится все дальнейшее обучение.

Создать дизайн-проект яхты можно и в одиночку, а воплотить — только в паре

Программы и цены

В IED обучаются около 9 000 студентов 95 национальностей 80 различным курсам по дизайну, 30 из которых преподаются на английском языке, а остальные на итальянском. Стоимость трехлетней программы в Милане, Риме, Турине и Барселоне на английском — 8 500 евро в год, в Милане на итальянском — 9 200 евро в год, в Риме и Турине на итальянском — 8 800 евро в год, в СанПаулу на португальском — 19 275 реалов. На факультете моды в Милане есть следующие направления: коммуникация, дизайн одежды, маркетинг, стайлинг, дизайн ювелирных украшений, обувь и аксессуары, текстильный дизайн. На факультете общего дизайна — сценография, дизайн интерьера, индустриальный дизайн. На факультете визуальных искусств: фотография, графический дизайн, иллюстрация и мультимедийная анимация, цифровой и звуковой дизайн, видеодизайн и виртуальный дизайн. Кроме того, существует факультет рекламы и коммуникации. В IED совсем не обязательно учиться три года. Для людей с высшим образованием есть годичная программа, для особо занятых — работают короткие летние или вечерние курсы по выбранной специальности. Занятия на вечерних курсах проводятся только на местном языке: в Италии — на итальянском, в Испании — на испанском. В январе 2007 года по инициативе путешественника Джованни Сольдини в Венеции был открыт новый курс — дизайн яхт. Из 300 желающих обучиться специальности приняли шестерых. В Турине, столице итальянского автопрома, находится самая известная школа автомобильного дизайна — одно из подразделений IED. На сегодняшний день это единственное учебное заведение в мире, которое уже несколько лет подряд участвует в международном автосалоне в Женеве. IED стала первой школой, которая недавно открыла специальный курс, посвященный дизайну еды: ее подаче и упаковке. С каждым днем нестандартная подача пищи становится все более востребованной, а людей, умеющих это делать профессионально, — единицы. Из европейцев известна разве что голландка Мари Вогельзанг (в ее ресторанчике кофе подают с ложечкой из сахара, которая тает при помешивании). Курс дизайна еды читают в Риме.

В модели GREEN CAB студенты индустриального дизайна объединили автомобиль и мотоцикл

КонкурентыВпрочем, «уже на первом курсе можно выделить пару учеников, которые наверняка добьются успеха, — говорит координатор учебного процесса Франческо Понтес. — Взять хотя бы участников My Own Show этого года. Они выделялись на фоне всех остальных с самого начала. Бывает и наоборот. До третьего курса человек только раскрывается, а потом выплескивает то, чему научился. Вот это мы считаем настоящим результатом». «Но это не значит, что остальные студенты, с более стандартным взглядом на вещи, не востребованы, — уточняет Сара Аццоне. — Наоборот, миланскому миру моды, да и вообще миру моды, очень нужны люди, которые разбираются в одежде и стиле, но не станут навязывать свою точку зрения. Одним словом, нужны хорошо обученные исполнители».
В студенческой среде людей, которые хотели бы стать исполнителями, нами замечено не было. Сплошь амбициозные барышни и некоторое число столь же амбициозных юношей. Создать собственный бренд, открыть бутик — минимальный набор задач основной массы студентов. Включая тех, кто приехал сюда из Казахстана. Все, с кем довелось поговорить, собираются, как минимум, вернуться в Алма-Ату со своим брендом и открыть бутик имени себя, а еще лучше — остаться в Милане и со временем сделать то же самое тут.
По словам студентов IED, на исполнителей учат в другом модном учебном заведении Италии — Istituto Marangoni. «Там следят за всем», — говорит Акмарал, которая год проучилась в Марангони, а потом перевелась в IED. «Как рисуешь, что рисуешь. Тебя постоянно направляют, привязывают к итальянскому стилю, итальянскому восприятию. Полностью запрещают вносить что-то из своей культуры — хотя бы на уровне сочетания цветов. Индусы там учиться вообще не могут. Сбегают после первого же семестра. У них же такое потрясающее чувство цвета. Но им не дают самовыражаться, загоняют в рамки.

Эскизы китайских и японских студентов отличаются точностью линий и тонкостью оттенков

Так же, как и корейцев с японцами, которые делают необыкновенные эскизы и все как один владеют каллиграфией. Их заставляют рисовать по-европейски, отнимают индивидуальность. Моего терпения хватило на год. Потом я перевелась на второй курс в IED. Здесь больше свободы. По крайней мере, от меня зависит выбор тетрадки и ткани для будущей модели. В Марангони это было невозможно». Впрочем, и в Европейском институте есть свои ограничения. Независимо от отделения — индустриальный дизайн, мода, визуальные искусства, фотография, кино или PR, — первое, что прививают студенту — отстраненный взгляд на вещь. Ребят учат изначально уделять меньше внимания смыслу, но больше работе над материалами и цветом. Надо пытаться создать что-то простое, но в то же время необыкновенное... «Мы, конечно, не настаиваем на выборе однотонных тканей, — говорит Лука Минора, старший модельер марки Costume National, который преподает в IED моделирование. — Но всегда приветствуем, если так происходит. Лучше подчеркнуть силуэт отделкой, чем выбрать разноцветную ткань. Графичность всегда в цене».«До сих пор вспоминаю одну девушку из Болгарии, которая хотела у нас учиться. Она прислала очень необычное портфолио. С неожиданным сочетанием цветов, фактур. Это было красиво, ее работы и сейчас стоят у меня перед глазами, — вспоминает директор по маркетингу и человек, который осуществляет первый фильтр всех запросов на обучение в IED, Мауро Каваньяро. — Но мы отклонили ее запрос. Если бы к нам обратился Энди Уорхол, мы бы его тоже не приняли. Слишком уж эпатирует. Такие качества могут понадобиться для создания яркой коллекции «от кутюр», а наш приоритет — прет-а-порте».
Конкуренция, о которой так любят здесь упомянуть, наблюдается не только на уровне учебных заведений. «Когда я сюда приехала, я думала, что в институте царит дружеская атмосфера, что мне легко будет найди друзей, а уж единомышленников еще проще, — говорит Яна Бояньска, студентка третьего курса отделения модного дизайна. — А оказалось, что вокруг меня одни конкуренты. Если на первом году обучения я была очень открытым человеком, всегда рассказывала, о чем думаю, какие идеи мне приходят в голову, то уже на втором я стала более осторожной. Я заметила, что мои решения воплощаются другими людьми, моими же однокурсниками». Случаи воровства идей в IED действительно присутствуют, об этом говорили студенты как с отделения моды, так и с остальных. Но это уже издержки профессии.

Вероника дель Агостино (отделение фотографии) — сама себе модель, стилист и фотограф

Престижная альтернатива

Главный конкурент IED — Институт Марангони. Со дня открытия в 1935 году он выпустил больше 30 000 выпускников. Это, конечно, не значит, что все они стали успешными дизайнерами, но цифра говорит сама за себя. Оба института одинаково престижны на модном рынке не только Италии, но и всей Европы. Только обучение в Марангони почти вдвое дороже, чем в IED. Например, год учебы по трехгодичной программе там стоит 19 000 евро, тогда как в IED — 9 000 евро. В отличие от IED Марангони находится в самом центре Милана, практически на площади Дуомо. Интерьер школы выполнен в темных тонах, но за счет игры света в помещении неожиданно уютно. На специальной стене из телеэкранов транслируются дефиле выпускников, в коридорах вместо картин висят дигитальные фактуры ткани, студенты сидят на дизайнерских стульях и рисуют не на бумаге, а на вакомах — цифровых планшетах, расписание занятий вывешено не на доске объявлений, а на плазме при входе в здание. Там же с помощью магнитных карточек контролируется посещаемость. Опоздание больше чем на 10 минут считается прогулом. При большом количестве пропусков студент исключается, причем деньги за обучение не возвращаются. Учиться в Марангони непросто и из-за нетрадиционной формы обучения. Весь учебный процесс проходит в атмосфере Open Space — это значит, что во всем здании нет аудиторий и дверей. Одну группу студентов от другой можно отличить лишь по цвету учебной зоны. Впрочем, это помогает создать единое творческое пространство и, возможно, способствует вдохновению. Милан, Лондон, Париж — три главных мировых центра моды. В каждом из них у Марангони есть свой филиал. В Милан обычно едут почитатели итальянского стиля в одежде и желающие в будущем работать в Италии в большом модном доме, в Париж — просто любители моды, а в Лондон — амбициозные люди, желающие открыть свой бизнес и стать знаменитыми.

Пока это лишь заготовка, но скоро она превратится в мужской комбинезон

МэтрыВ IED есть основной преподавательский состав, который не меняется годами. История моды и искусства, основы моделирования, принципы взаимодействия цветов, конструирование — все базовые предметы ведут одни и те же люди из года в год. Напротив, специальные дисциплины — прерогатива приглашенных преподавателей. Как правило, они приходят сюда на год, чтобы вести определенный курс. Например, основы модного PR и журналистики в этом году читает редактор моды итальянского Vogue Сара Майно, курс по аксессуарам и обуви ведут Луиза Бецци, консультант по стилю Tod's, и Марко Рикетти из Hermes.
Лекции, семинары, работа в ателье, мастер-классы, фэшн-съемки (как для глянцевых журналов), показы — все это входит в трехлетнюю программу обучения в IED. Она соответствует многообразию требований, которые предъявляет сегодняшняя мода к дизайнерам. И столь же разнообразны профили преподавателей: от историков одежды до ведущих дизайнеров, предлагающих субъективный, но при этом более живой взгляд на ремесло.
Судите сами: несколько лет назад в школе преподавал Алессандро дель Аква. Он выпустил целый курс, год просидев с ребятами в ателье и помогая им придумывать новые юбки, топы, платья. «Это был взаимный обмен идеями, — рассказывает Сара Аццоне. — Студенты учились у Алессандро, а он — у них. Вы не представляете, какой накал творческой мысли был тогда в нашем ателье. Студенты просили дополнительных практических занятий и не хотели расходиться. Они были готовы работать до глубокой ночи». После защиты дипломных работ Алессандро взял к себе несколько ребят — они и сейчас работают с ним.
Когда осенью прошлого года в школу приезжал Стефано Пилати, креативный директор Yves Saint Laurent, в зале не было ни одного свободного места, даже стоячего. Стефано просто рассказывал о себе, о том, как надо себя вести с известными людьми, как им понравиться. «Будьте сами собой — это ключ к сердцу другого человека, даже если он совсем не похож на вас», — эта фраза запомнилась многим студентам.
Джорджио Армани обращался в IED, чтобы ему порекомендовали студентов, способных «освежить» линию Armani Jeans. В результате — уже три года линия выпускается при содействии учащихся IED.

Путь к успеху

Сегодняшний успех итальянской моды напрямую связан с грамотной маркетинговой политикой, которую вел в 1970-х годах бизнесмен Беппе Моденезе. С его помощью Милан смог превзойти и Рим — итальянскую метрополию «от кутюр», и Флоренцию, прежнюю вотчину Alta Moda Pronta — аналога французского pre^ t-a`-porter. И если римская мода существовала прежде всего для голливудских див и знати, то в Милане с самого начала она была тесно связана с промышленностью и дизайном. В 1979 году Беппе Моденезе организовал на территории миланской ярмарки первую неделю моды, в которой приняли участие более 40 дизайнеров. С тех пор в Милане дважды в год — весной и осенью — стартует марафон показов коллекций одежды. Только после закрытия миланской недели моды эстафетная палочка передается Парижу, Лондону и Нью-Йорку. Тогда же, в 1970-х, миланские кутюрье начали самым тщательным образом изучать потребительский рынок. Джорджио Армани, к примеру, создал линию одежды для чиновников — великолепно сшитые деловые костюмы. Но без привычной подкладки. Чиновникам необыкновенно понравился столь свежий подход к классической одежде, а марка Armani стала очень популярной. Почти то же самое, но с женской линией, проделал Джанни Версаче в 1980 году. Его одновременно изысканная и практичная коллекция Real Clothing стала классикой. «Реальная одежда» от Versace, кстати, служит образцом для студентов IED: роскошно — и в то же время вполне носибельно. В 1980-е годы Италия вышла на первое место среди европейских стран по экспорту модной одежды. В 1990-е ее позиции еще более упрочились, а крупные Дома моды превратились в настоящие «империи». Сегодня основные бутики и шоу-румы сосредоточены на улицах Джезу, Борго Нуово, Монте Наполеоне и на авеню Аргентины. А великие Valentino, Versace, Armani имеют свои демонстрационные залы и даже целые театры как в центре, так и в средневековых замках в окрестностях города. Впрочем, приобрести фирменные изделия можно и в так называемых «аутлет-виллиджах» (фабричных деревнях близ Милана): считается, что сюда ежегодно съезжается четверть туристов, посещающих страну. По мнению Дениса Крупина, который занимается продвижением нескольких российских брендов в Италии, сегодня Милан вполне можно считать мировой столицей моды. «Жесткая мода», как говорят профессионалы — это словосочетание очень хорошо характеризует итальянский стиль. Итальянцы четко соблюдают модные тенденции. Если в моде черное — все будут ходить в черном. Причем этому подвержены все поколения. Дети, старики, студенты, служащие — социальный статус неважен. «Посмотрите на здешних карабинеров с уложенными гелем волосами, грузчиков в наглаженных одеждах, врачей в белоснежных и голубых халатах, машинистов, кондукторов, а потом представьте людей тех же профессий во Франции. Вы сразу же почувствуете разницу и поймете, почему столицей моды уже давно можно считать не Париж, а Милан. Конечно, если сравнивать недели моды в этих столицах, то они одинаково важны и дополняют друг друга. С точки зрения индустрии, уверяю вас, все давно отшивается в Китае и других странах, где это раз в 5 дешевле. Зато, если говорить об обуви, то равных обувщикам-итальянцам нет. Ни один китаец не сделает ботинок так же хорошо». Впрочем, в современном мире вряд ли можно по-прежнему проводить столь четкие различия между «национальными стилями». Так, креативным директором французской марки Kenzo уже несколько лет является Антонио Маррас — сицилиец, живущий у себя на родине и творящий в мастерской на первом этаже собственного дома. Антонио Берарди, выпускник британской St. Martin’s School, тоже сицилиец. Сейчас он работает в Лондоне, а до этого жил в Милане. Антонио считает, что сегодня «недостаточно создать красивую коллекцию. Важно также учитывать промышленный процесс и законы рынка. А лучше итальянцев никто этого не сделает».

Вдохновение от Капучино

На Монте Наполеоне, самой элегантной улице Милана, есть кафе Emporio Armani. Там подают лучший в городе капучино — во всяком случае, так считают студенты IED. Скорее всего, лучший он из-за атмосферы. В свободные от занятий дни они приходят сюда утром, заказывают чашку кофе и часами наблюдают за посетителями. «Это отличное место, здесь за столиками сидят не люди, а ходячие идеи для моей новой коллекции, — рассказал Паоло, студент 2-го курса отделения моды. — Я едва успеваю делать эскизы. — Он показал блокнот, где на каждой странице карандашный рисунок новой вещи. — Черный — мой любимый цвет. А сочетание серого, белого и черного я вообще считаю гениальным. У меня в руках всего лишь простой карандаш, но с его помощью я могу передать настроение, цвет, фактуру. Одним словом — все». Вдруг Паоло замолчал: в кафе зашла женщина в очень строгом черном пальто, лиловых колготах, лаковых туфлях на огромной платформе, с розой в руках, алой помадой на губах. Точнее, ее ввел под руку седовласый пожилой господин с красным кожаным портфелем. Паоло стал очень быстро что-то рисовать в своем блокноте, то поднимая, то опуская голову, кофе его остывал, а я собралась уходить. «Не загораживайте мне вид», — сказал он мне вместо «до свидания».
«Этих студентов видно издалека, — поделился со мной бармен. — Многих я знаю в лицо, но даже тех, кого вижу впервые, всегда смогу выделить из толпы. Во-первых, у всех них отрешенный взгляд, многие украшают себя портняжным метром. Они вешают его на шею, как бусы или шарф. Я до сих пор не понимаю, делают они это специально или просто забывают снять его после практических занятий в ателье. Еще у студентов всегда с собой куча кусочков ткани, кружев, бумажек, карандашей, ручек, фломастеров — словом, разного мусора. И они никогда не разговаривают друг с другом, сидя здесь. Даже стараются занять столик в разных углах, чтобы не видеть, что делает конкурент, а главное — не показывать, что делает сам».
Еще студентов можно увидеть на миланских неделях моды. Их пускают туда бесплатно, правда, в самом конце, на оставшиеся или стоячие места. В школу присылают приглашения на все показы, и студенты в обязательном порядке должны посещать шоу «классиков» — Versace, Prada, Armani, Dolce & Gabbana, а в идеале вообще все. Но времени на все не хватает, только на первом курсе, когда учебный процесс едва начался, есть возможность посетить осеннюю неделю моды в полном объеме — набраться вдохновения на все годы нелегкой учебы. «Первокурсников мы иногда даже отправляем на бэкстейдж, чтобы они увидели не только финальную картинку, но и то, как эта картинка делается, что происходит за кулисами. Как модели готовятся к выходу, как работают визажисты и парикмахеры, что говорит режиссер — всю эту суету надо прочувствовать, чтобы иметь полное представление о будущей профессии», — считает Сара Аццоне. Как правило, они приходят группками и либо эпатируют сочетанием, казалось бы, несочетаемых вещей, либо, наоборот, поражают элегантностью и точным подбором аксессуаров.

Интерьеры отделения моды зачастую украшены дипломными работами

Весна—летоДля третьекурсников это горячая пора. В мае надо представлять на суд строгого жюри дипломную работу — как минимум три, а лучше четыре модели одежды. До этого надо все подготовить, согласовать со своим куратором, в школьном ателье или у себя дома самостоятельно сшить задуманные вещи, провести кастинг и выбрать для прохода по подиуму профессиональных моделей. Все, как у «взрослых». Только у тех есть помощники и деньги, а студент IED делает все своими силами. Школа берет на себя лишь расходы на моделей, визажистов и парикмахеров. Каждый студент помнит о том, что это шанс попасть в My Own Show осенью — именно во время общего показа, в котором участвуют все выпускники, жюри отбирает сильнейших: сначала в каждом из филиалов, а затем — лучших из лучших. Победителям институт предлагает производственную базу для отшива коллекции, позволяя работать на отличном оборудовании у Valentino, Moschino, Etro, Armani.
К счастью, это не единственный шанс проявить себя. Givenchy, Prada, Marni, Dolce & Gabbana — с этими монстрами моды студенты IED входят в контакт уже во время учебы. Обо всем заботится специальный отдел по трудоустройству. Дома моды присылают свои запросы в эту службу, а уж задача службы найти подходящего кандидата для стажировки или работы. Поэтому руководство знает студентов не просто по имени. На каждого составлено досье, со всеми работами, оценками и комментариями специалистов. Кроме того, с каждым кандидатом, перед тем как отправить его в крупную модную корпорацию, проводится строгое собеседование. На одно место претендуют не меньше трех студентов, и на ответственные посты отправляют лучших.
Весна—лето — горячее время не только для студентов, но и для абитуриентов. Уже в апреле мотивационное письмо на английском или итальянском языке и CD с портфолио — для тех, кто хочет повысить квалификацию на годичных курсах, — должны лежать на столе приемной комиссии. В этом году филиал IED откроется в Москве. По словам Мауро Каваньяро, «он задуман как самостоятельное учебное заведение при поддержке Посольства Италии в Москве и Культурного центра Италии». Учебный процесс будет построен, как в Милане, но покроет только первый год трехлетней программы. По мнению итальянцев, в России сложно учиться на модельера. Потому что модная жизнь практически отсутствует — нет и богатого прошлого, сопоставимого с итальянским. В Милане совсем другая картина. Производители лучших тканей, высококлассные ателье, хранители старинных ремесел, современные дизайн-студии, лучшие Дома мод и целые фэшн-династии, мультибрендовые шоу-румы и винтажные бутики, редакции авангардных журналов и модные фотографы — здесь есть все. И пропитаться этим миланским духом не помешает ни одному, даже самому талантливому студенту. Поэтому сразу после окончания первого года, во время которого нужно хорошо освоить итальянский, надо быть готовым к поездке в столицу моды Милан на учебу.

Источник

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.

Твердыня польского гонора. Часть II

По святым местам

Компактный старый Краков — идеальное место для пеших прогулок. Он весь помещается внутри кольца, который образовывали с XV века городские стены, а после их сноса в 30-е годы XIX столетия — разбитые на их месте бульвары.

От прежней городской фортификации осталась только северная часть стены с башнями басонщиков, столяров и плотников. Названия цехов башни носили потому, что за каждой ремесленной гильдией была закреплена часть стены, которую они и должны были оборонять в случае появления неприятеля. Эта часть укреплений осталась, несмотря на протесты австрийских инженеров, по настоянию известного медика, профессора Радванского, доказывавшего, что она надежно укроет город от «северных ветров, флюксии вызывающих». Уцелел и «барбакан» — круглое укрепление перед Флорианскими воротами, выстроенное в 1499 году. Краковяне зовут барбакан «кастрюлей», а следовало бы им быть почтительнее — сооружения этого типа, столь хорошо сохранившиеся до наших дней, можно пересчитать по пальцам, и краковский экземпляр — один из лучших. Городские стены сейчас кажутся низковатыми, но на момент постройки уровень земли был на два метра ниже — «культурный слой» нарос.

Общая длина бульварного кольца — «плантов» — меньше трех километров, и поперек старый город можно пересечь деловым шагом минут за двадцать. Но делать этого ни в коем случае не стоит. Здесь следует бродить неспешно, и лучше потратить на это занятие несколько дней, чтобы не упустить любопытных исторических и культурных памятников, которыми это крошечное пространство нашпиговано очень плотно.

Например, собор францисканского монастыря, по праву считающийся самым красивым в городе и особенно славящийся витражами художника-модерниста Станислава Выспянского.

Отсюда можно не торопясь спуститься на Скалку, в прошлом — мыс, выдающийся в Вислу, а ныне часть района Казимеж, где, по преданию, был в 1079-м казнен и расчленен главный заступник земли польской святой Станислав. Хотя более вероятно, что казнили святителя на Вавеле, непосредственно после его непонятной ссоры с королем. Однако по традиции почитается именно место у Вислы.

Во втором этаже епископского дворца помещается «самое знаменитое окно Польши», из которого обращался к пастве всеми любимый епископ Кароль Войтыла, ставший со временем Иоанном Павлом II. Фото Андрея Нечаева

А раз уж вы отправились «по святым местам», то непременно стоит посетить и те из них, что связаны с именем папы Иоанна Павла II — без них смысл и наполнение «польского гонора» будут не вполне понятны. Почивший папа является предметом обожания во всей Польше, но особенно чтят его в Кракове, где он начинал карьеру рядовым священником, а позднее служил епископом. Не будет большим преувеличением считать Иоанна Павла крестным отцом польской независимости, поскольку избрание в 1978 году понтификом поляка значительно укрепило дух противников коммунистического режима. Главное место поклонения папе — Епископский дворец. Здесь 1 ноября 1946 года молодой поэт Кароль Войтыла был рукоположен в духовный сан тогдашним краковским епископом Адамом Сапегой. Здесь же он жил впоследствии, став епископом сам, и здесь останавливался при посещении Кракова, уже будучи папой. Сотни свечей ежевечерне зажигаются в скверике напротив дворца, из окна которого на город с фотопортрета смотрит благословляющий его пастырь.

Следующий пункт маршрута — собор Св. Флориана. Здесь покоятся мощи святого, отбитые королем Владиславом II Ягелло у командора крестоносцев в Грюнвальдской битве. По преданию, волы, тянувшие повозку, на которой находился ковчег с мощами, остановились на этом месте и не пожелали двигаться далее. Но многочисленных молящихся в этот храм привлекает не память о древнем чуде, а то, что здесь в 1949—1951 годах служил приходским священником молодой Кароль Войтыла.

Тех, кто захочет проникнуть в этот культ глубже, специальный «Папский поезд» (на многочисленных мониторах в вагонах непрерывно идет трансляция документального фильма о Войтыле и отрывки из его проповедей) отвезет на родину всенародно чтимого пастыря в крошечный городок Вадовице. Здесь путешественнику покажут любопытную экспозицию, главным образом из фотографий и некоторых личных вещей будущего понтифика, размещенную в стенах квартиры, где его семья снимала две крошечные комнаты. Посетитель с удивлением обнаружит, что по своим вкусам поэт и театрал Кароль Войтыла был образцовым интеллигентом-шестидесятником: увлекался байдарочными походами и горными лыжами. А еще здесь непременно следует попробовать «креманки папецкие». Как-то раз, приехав на родину уже на вершине славы, папа обмолвился, что мечтает вновь попробовать тех дивных пирожных, какие во времена его детства продавали в кондитерской напротив школы. Производство немедленно возродилось. И теперь продажа «папских пирожных» составляет для маленького Вадовице неплохую доходную статью.

Из краковского «Пантеона»

	Ян Длугош (1415—1480), краковский каноник и дипломат, воспитатель детей короля Казимира IV, прославился составлением «Истории Польши» — лучшей польской средневековой хроники на латинском языке, доведенной до 1480 года. Дом его цел до сих пор. И с ним связано предание, будто бы там мылся, по обычаю, в бане литовский князь Ягайло перед помолвкой с королевой Ядвигой, а польские государственные мужи подглядывали в щелки — в надежде уяснить, готов ли князь к продолжению рода.
	Пан Твардовский — польский вариант Фауста — по преданию, проживал в Кракове в XVI столетии. Здесь же, на горе Кржемионке, он и заключил договор с дьяволом, обещав нечистому душу в обмен на магическое искусство, в частности умение летать. Впоследствии же хитрый Твардовский избежал геенны огненной, отогнав беса, пришедшего за его душой, пением псалмов. Но обречен летать туда-сюда между небом и землей до самого Страшного суда.
	Тадеуш Костюшко (1746—1817), польский шляхтич, родившийся на Волыни, получил образование в монастырской школе, а потом в парижском военном училище. Боевой славой он покрыл свое имя, воюя на стороне американских колонистов, восставших против британской метрополии. Победа американцев в решающей битве под Саратогой в 1777-м была во многом его заслугой. 24 марта 1794-го на центральной Краковской площади он объявил о начале освободительного восстания, которое должно было привести к реставрации Великой Польши, разделенной в 1772-м соседними империями. В качестве главнокомандующего Костюшко стремился придать восстанию общенародный характер и привлечь к делу крестьян, коим обещал свободу — правда, безуспешно. После подавления восстания он был заключен в Петропавловскую крепость в Петербурге, но уже в 1796-м отпущен повелением Павла I, помиловавшего всех пленных поляков. Умер Костюшко в Швейцарии, по-прежнему мечтая о Великой Польше.
	Князья Чарторыйские Князь Адам (1770—1861) в молодые годы был ближайшим приятелем российского императора Александра I и даже входил в знаменитый «Негласный комитет», где обсуждались смелые планы российских реформ, предусматривавшие свободы и для Польши. Планы не сбылись, и во время польского восстания 1830—1831 годов князь возглавил революционное Национальное правительство. После поражения восстания он жил в Париже, где был провозглашен «польским королем de facto». Туда он успел вывезти роскошное собрание картин и предметов старины, которые собирал с большим знанием дела, взяв за образец Петербургский Эрмитаж (начало коллекции, впрочем, положила еще его матушка княгиня Изабелла — собирательница польских древностей). Сын его, князь Владислав (1828—1894), во всем продолжал дело отца и, живя в Париже, был во время польского восстания 1863—1864 годов главным дипломатическим агентом революционного правительства. В 1876 году князь переехал в Краков, где учредил на основе отцовского собрания музей и картинную галерею в здании бывшего арсенала.
	Ян Матейко (1838—1893), крупнейший польский художник-романтик, уроженец Кракова, много потрудившийся над украшением родного города. С юности испытывая тягу к деталям исторического быта, он непрерывно их зарисовывал, а позже составил «Историю польского костюма». Когда Матейко пригласили делать зарисовки при вскрытии королевских саркофагов, он показал эти наброски своему ученику Станиславу Выспянскому, который по ним изготовил для вавельского кафедрального собора витражи взамен утраченных древних. Однако тогдашний краковский епископ счел витражи неподходящими и не пожелал видеть их в церкви. Теперь они выставлены в особом павильоне на Гродской улице.

«Инородные» части

Портрет Кракова будет неполон, если не упомянуть два исторических района, совершенно выпадающих из общей городской тональности. Некогда основанный в 1335 году Казимиром Великим как отдельный город, Казимеж давно стал краковским кварталом. Но совершенно особого рода. В конце XV века сюда по повелению короля Яна Альбрехта были выселены все городские иудеи. А поскольку евреи составляли в то время до трети краковского населения, то в результате здесь возник целый городок, живущий строго по Талмуду и управляемый раввинами и старейшинами. Даже архитектурно многие улочки Казимежа похожи не столько на европейский Краков, сколько на ближневосточные города, где соседи здороваются через улицу, стоя на балконах. Правда, центральная магистраль еврейского квартала — Широкая — напротив, соответствует своему названию настолько, что, скорее, похожа на вытянутую площадь. Широкая упирается в Старую синагогу, выстроенную бежавшими из Праги евреями после погрома 1389 года. Теперь в ней музей, посвященный истории еврейской общины.

Прогресс просвещения и толерантности казался в XIX столетии необратимым. Ограничительные законы, запрещающие евреям селиться в старом Кракове, были отменены в 1860 году. В начале следующего столетия иудеи составляли уже треть городского совета, а в 1905-м один из почтенных приверженцев Моисеева закона даже занял пост заместителя бургомистра.

Все перевернулось в 1939-м. Германские оккупационные власти согнали всех не успевших бежать из города евреев в «гетто» в заречном районе Погорже, а затем в концентрационный лагерь в Пласцове (ныне — Площадь героев гетто). В марте 1943-го его обитателей расстреляли.

Лишь некоторым удалось спастись благодаря хитрости немецкого предпринимателя Оскара Шиндлера, предъявившего оккупационным властям список работников из гетто, якобы необходимых для его фабрики. История эта приобрела широкую известность после знаменитого фильма Стивена Спилберга.

Сегодня музейная жизнь небольшой общины сосредоточена главным образом в синагоге иудеев-прогрессистов на Медовой улице, где каждое лето проходит фестиваль еврейской культуры. А прямо напротив храма — кафе «Пропаганда», с рекламы которого добро улыбаются Леонид Брежнев и Фидель Кастро. Как бы отсылая к другому району, который столь же резко выпадает из общего облика Кракова и тоже может считаться «городом в городе», — Новой Хуте.

В 1949-м прокоммунистические власти задумали решить проблему неудобного «вольного» города, радикально изменив его социальный облик. Так на далекой окраине Кракова вырос металлургический комбинат — «гигант социалистической индустрии», несмотря на то, что поблизости не наблюдалось ни руды, ни угля, ни даже потребителей металла. Пролетариев на комбинат свозили со всей Польши. Предполагалось, что новый заводской район, постепенно разрастаясь, поглотит старый Краков. План города утверждали в СССР, вплоть до названия улиц. На Центральной площади должны были пересекаться аллея Ленина и аллея Октябрьской революции. Темно-серые пятиэтажки, преобладающие в районе, имеют хорошо знакомый многим российским жителям вид фабричных казарм. Гнетущее впечатление от мрачного пригорода пестрого и жизнерадостного Кракова неплохо передает и фильм Анджея Вайды «Человек из мрамора», который снимался в Новой Хуте.

Рухнул этот проект самым неожиданным для властей образом. По казенному плану в огромном «городе молодых» не было предусмотрено ни единого костела. Но польский рабочий, вчерашний крестьянин, не мыслил воскресного дня без мессы. После двадцатилетней борьбы с властями разрешение на строительство было получено, и в 1977 году в Новой Хуте был освящен храм, выстроенный по проекту Войцеха Петржика. А в борьбе за костел сплотилось и вызрело новое рабочее движение, и в 1980-м Новая Хута уже была одним из оплотов антикоммунистической «Солидарности». Повлиять на мрачный облик Новой Хуты краковяне не в силах, но пытаются изменить хотя бы ее дух. Например, бывшая Центральная площадь теперь носит имя Рональда Рейгана.

Центральная площадь Вавельского холма — главное место патриотических манифестаций в городе. Старинный рыцарский девиз — «Бог, честь и отечество» — унаследован ветеранами движения «Солидарность», хранящими верность «идеалам августа 1980 года». Фото Андрея Нечаева

Культурная столица

Вавельский холм, как утверждают «сведущие» люди, притягивает людей благодаря особым чудесным свойствам. Здесь будто бы находится одна из «чакр» нашей планеты. То есть такое место, где «энергетические токи Земли» выходят на поверхность и устремляются во Вселенную. Аналогичные чакры, как говорят, есть в Дельфах, Иерусалиме, Риме и Дели. Беда только в том, что указать точно, где лучится эта энергия, краковяне не могут: на эту роль претендуют по крайней мере три точки небольшого Вавеля.

Так все это или нет, но городская аура издавна притягивала людей творческих, и внешне неспешный, нестоличный Краков далеко опережал и опережает другие польские города напряженностью интеллектуальной и художественной жизни.

В 1364 году здесь по образцу Болонского университета была основана Академия — первое в Восточной Европе высшее учебное заведение, где основное внимание уделялось подготовке юристов. А через полвека Владислав Ягеллон преобразовал это учреждение в полноценный университет по образцу парижского. С той поры Ягеллонская академия славилась как один из крупнейших научных центров Европы, где преподавали ученые светила первой величины (в частности, Николай Коперник). Сейчас, как и раньше, студенческий городок — государство в государстве — живет по собственным законам на Пястовской улице. Только теперь над «низкорослым» кварталом возвышаются три высотки-общежития: «Олимп», «Акрополь» и «Вавилон».

В 1960-е Краковский университет, продолжая традиции своего парижского прообраза, был центром студенческой смуты и протеста. Памятником тем временам — впрочем, совершенно живым — служит джазовый клуб «Под ящурами», где родился весьма ценимый знатоками польский джаз. И сегодня студенты, составляющие почти пятую часть населения города, принимают активное участие в его культурной жизни. Особенно популярны, даже за пределами Польши, два ежегодно проводимых фестиваля: по весне — студенческой эстрады, а в октябре — песенный.

Попечение об искусствах — также давний краковский обычай. Первый поэтический турнир прошел здесь в 1518 году по случаю бракосочетания короля Сигизмунда Старого и Боны Сфорцы. Помимо местных виршеплетов в нем приняли участие полторы дюжины поэтов из Италии, Германии и Швейцарии. Позже Краков служил источником вдохновения многим писателям, в частности обоим польским лауреатам Нобелевской премии по литературе — Чеславу Милошу и Виславе Шимборской. Здесь же прожил большую часть жизни и умер почетный гражданин города Станислав Лем.

В Кракове находится и одно из лучших в мире живописных собраний. В просторных залах бывшего арсенала близ Флорианских ворот разместился музей князей Чарторыйских. Картины собирал в основном князь Адам, в 1830-м возглавивший восстание, будучи главой революционного Национального правительства. После разгрома восстания князь Адам бежал с коллекцией в Париж, но в конце концов она была возвращена в Польшу стараниями его наследника Владислава Чарторыйского и с 1879 года выставлена на публичное обозрение. Среди сокровищ галереи — портрет Чечилии Галлерани работы Леонардо да Винчи, более известный как «Дама с горностаем» (биологи, впрочем, узнают в этом зверьке хорька), и «Пейзаж с добрым самаритянином» Рембрандта. Третья жемчужина коллекции — рафаэлевский «Портрет юноши» — бесследно пропала во время Второй мировой войны.

Часть городской стены, примыкающая к Арсеналу, где помещается Галерея Чарторыйских, служит выставочной площадкой молодым художникам. Фото Андрея Нечаева

Впрочем, Краков всегда был не только хранителем традиций, но и активным пропагандистом нового. Здесь в 1661 году вышла первая польская газета — «Польский Меркурий», а в 1912-м был собран первый польский автомобиль. В краковском городском театре, здании старинном, в 1896-м состоялся первый в польской истории киносеанс, а в 1907-м здесь открылся первый в Польше кинотеатр — «Цирк Эдисона». В Кракове же впервые в стране нашли теплый прием работы художников, выработавших местный вариант стиля «модерн», или «сецессионного» (от имени венского кружка «Сецессион»). А в 2002-м здесь был освящен выстроенный архитектором Витольдом Ценцкевичем по благословению папы Иоанна Павла II храм Божьего милосердия в Лагевниках, архитектурно новый для Европы вообще, а не только для ее восточной части.

Неудивительно, что в 2000 году город получил статус «культурной столицы Европы». Краков ежегодно доказывает справедливость своего звания: в городе функционируют 13 театров и 48 музеев, в которых помимо постоянных экспозиций часто устраиваются временные выставки международного значения.

Исторические памятники, шедевры искусства, технические новинки, концерты и фестивали… Пожалуй, единственное, чего невозможно обнаружить в Кракове, — так это «краковской» колбасы. Нет, вообще-то традиции старопольской кухни здесь берегутся свято. Зайдите, к примеру, на главном рынке в крохотный кабачок «Под солнцем» и отведайте раскаленного местного супа «журека». Право, не пожалеете. Есть тут и множество отличных колбас. Но вот того малосъедобного советского продукта, который отчего-то называли «краковской», в городе нет и, похоже, никогда не было. Местные жители, пожалуй, даже бы сильно обиделись, если б им этот продукт предъявили.

Источник

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.

Твердыня польского гонора. Часть I

Фото Андрея Нечаева

«Гонор» по-польски — «честь». Честь, сопряженная с величием и славой. Понятие это для поляков первостепенной важности. В девизе на знаменах Войска польского, восходящем к рыцарскому Средневековью, оно занимает центральное место: «Бог, честь, отечество». И если новая столица, Варшава, ассоциируется, скорее, с выпавшими на ее долю страданиями, то Краков — живой памятник и символ польской чести, а также той героической эпохи, когда Польша не без успеха вела борьбу за гегемонию во всей Восточной Европе.

Предание связывает основание Кракова с легендарным князем Краком, жившим в VI столетии. Князь этот будто бы одолел дракона, обитавшего в пещере у подножия Вавельского холма, а затем заложил на том холме крепость. Правда, в иных сказаниях говорится — и даже с большими подробностями, — что избавлением от ужасов драконьей власти горожане обязаны не ему, а подмастерью сапожника по имени Скуба, вызвавшемуся по призыву князя уничтожить зверя, когда уже все родовитые воины отчаялись. Тщедушный парнишка взялся одолеть дракона не силой, а хитростью. Скуба преподнес ему барана, нашпигованного серой и смолой. Дракон, существо грубое, приношение проглотил, а затем, конечно, почувствовал неутолимую жажду, бросился к Висле — и пил, пока не лопнул.
В память о Краке горожане насыпали один из мемориальных курганов — их в городе четыре, на каждую сторону света. А кости дракона подвесили над входом в кафедральный собор. Люди суеверные придают этой инсталляции большое значение и уверяют, что Польша стоит незыблемо, покуда на месте останки. Ну а более циничные и сведущие в зоологии утверждают, что висит там неведомо для чего мамонтова кость, мистической силой, разумеется, не обладающая.
Но хотя никакой мистики тут нет, город производит на приезжего магическое впечатление.

Над пещерой дракона

В плане старый Краков напоминает лютню. На обращенной к югу оконечности «грифа» располагается Вавель — холм, на котором стоит королевский замок. Он имеет для Польши примерно то же значение, что для России — Московский Кремль. Это и твердыня государства, овеянная героическими воспоминаниями, и средоточие церковных святынь.
Яснее всего понимаешь это, поднимаясь на Вавель со стороны улицы Каноников. Вся двухсотметровая крепостная куртина сплошь усеяна маленькими табличками размером с кирпич. На них — имена 6329 горожан, на добровольные пожертвования которых Вавель был выкуплен у австрийского правительства в 1905 году и отреставрирован. Польша — страна небогатая, и замок восстанавливали почти пятьдесят лет — главным образом на частные средства.

Пышная гробница краковского епископа Каэтана Солтыка (1715— 1778), одного из лидеров антироссийской партии в эпоху первого раздела Польши, человека, который подорвал здоровье в калужской ссылке, стоит в одной из капелл кафедрального собора. Фото Андрея Нечаева

На вершине бастиона гарцует бронзовый Тадеуш Костюшко. В 1939 году, во время оккупации, памятник был уничтожен по распоряжению немецкого генерал-губернатора, квартировавшего в королевском замке. После войны немцы по собственной инициативе изготовили дубликат, но злые языки из местных искусствоведов утверждают, что новый вариант несколько «подредактирован». Раньше герой сидел на изящном польском скакуне арабских кровей, а ныне под ним тяжеловатый немецкий жеребец.
Сразу за Королевскими воротами — кафедральный собор Святых Станислава и Вацлава — место коронации и усыпальница польских правителей. От первого собора, заложенного в XI столетии, сохранились лишь часть башни Серебряных колоколов и крипта Святого Леонарда. Нынешний выстроен в XIV веке в готическом стиле. Впрочем, снаружи это почти незаметно, поскольку самый почитаемый польский храм со всех сторон оброс прилепившимися к нему барочными приделами.
Посреди просторного центрального нефа располагается Алтарь Отчизны, на который короли возлагали военные трофеи. В частности, здесь в 1411 году были выставлены знамена Тевтонского ордена, взятые в Грюнвальдской битве. Непосредственно за ним, ближе к церковному алтарю, на возвышении хранится главная святыня — мощи покровителя Польши, краковского епископа Станислава, помещенные в серебряную раку тонкой работы.
Вокруг — каменные саркофаги королей Владислава Локотка, Казимира Великого и королевы Ядвиги. Национальным пантеоном служит подземная крипта собора, где покоится прах поэтов Адама Мицкевича и Юлиуша Словацкого, борца за американскую и польскую свободу Тадеуша Костюшко и его соратника, а позже — наполеоновского маршала Юзефа Понятовского. В особом мавзолее похоронен Юзеф Пилсудский, основатель современного польского государства. Товарищ Александра Ульянова, вместе с ним готовивший покушение на российского императора Александра III, а потом, в 1920 году, уже в качестве главы польского государства, отбивший атаку коммунистических войск Владимира Ульянова, покоится в простом солдатском гробу, разительно выделяющемся на фоне роскошных гранитных саркофагов. Завершает череду национальных героев генерал Владислав Сикорский — в довоенной Польше главный конкурент Пилсудского, возглавлявший в 1939—1943 годах не капитулировавшее перед Германией польское правительство в изгнании.

Старый город слишком тесен для конницы — военные парады в День независимости 11 ноября совершаются на Вавеле. Фото Андрея Нечаева

Но главная краса Вавеля, бесспорно, королевский замок. Первая княжеская резиденция, выстроенная еще в XI столетии Болеславом Храбрым и перестроенная в XIV веке, практически без остатка сгинула в страшном пожаре 1499 года. Нынешний замок был заложен около 1550-го. Работами руководили, как и в Московском Кремле, итальянские мастера, а над внутренним убранством трудились преимущественно немецкие художники, в частности Ганс Дюрер, брат знаменитого Альбрехта. Сегодня в замке музей, включающий четыре раздела: «Королевские покои», «Сокровищница», «Оружейная» и «Утраченный Вавель» — собрание археологических материалов и документов, повествующих о безвозвратно утраченных частях замка в результате пожаров, перестроек и других катаклизмов.
Вавель, разумеется, место главных государственных торжеств. Здесь в День независимости, 11 ноября (в память о Компьенском перемирии, которым завершилась в 1918 году Первая мировая война, после чего было восстановлено самостоятельное польское государство), проходят военный парад и праздничная демонстрация. Ну а в обычные дни сюда с удовольствием приходят погулять горожане. Не рекомендуются такие прогулки только первокурсникам — почему-то дурная примета. Но студенты постарше вечерами отчаянно носятся по холму на «горных байках».
А у подножия Вавеля расположился и вполне ярмарочный аттракцион — «Пещера дракона», где посетителей в самом деле встречает чудовище, извергающее огонь. Летом желающие сфотографироваться с ним выстраиваются в гигантские очереди. Вход платный — хороший пример краковской изобретательности в создании источников дохода практически «из ничего».

Вольный город

Первые достоверные сведения о Кракове оставил потомкам испанский иудей Ибрагим ибн Якуб, посетивший эти места в 965 году. Город показался ему значительным по размерам, а особенно он похвалил дороги, связующие его с Прагой — крупнейшим в то время восточноевропейским торговым и культурным центром.

Удачно расположившись на том месте, где Висла становится судоходной, Краков быстро рос и богател. В 1000 году Болеслав Храбрый, первым из польских князей получивший королевскую корону и много радевший о христианизации своих подданных, учредил тут епископскую кафедру. Следом за католическими миссионерами, преимущественно из германских княжеств, в Краков двинулись монашеские ордена. Первыми в 1222-м пришли из Праги доминиканцы, а за ними — цистерианцы и францисканцы, которых и сейчас часто можно встретить на улицах города. За монахами потянулись промышленники и торговцы, и к началу XIV столетия немецкая община Кракова, члены которой составляли городской патрициат, была настолько влиятельна, что даже попыталась самовольно призвать короля из немецких земель — принца Иоанна Люксембургского.

Но этот замысел не удался. Князь Владислав Локетек явился в 1311 году в город во главе войска из польской и венгерской шляхты, жестоко приструнил немецких бюргеров и учредил в Кракове свою резиденцию. Когда в 1320-м он был провозглашен королем, в городе впервые состоялись коронационные торжества. И до 1734 года польские монархи продолжали короноваться здесь, даже после переноса столицы в Варшаву в 1609 году. Непосредственным поводом для переезда двора послужил пожар на Вавельском холме, во время которого сильно пострадала королевская резиденция. Однако основной причиной для переноса столицы стала заключенная в 1569 году государственная уния между Польшей и Литвой, по которой Краков оказался на окраине огромной Речи Посполитой. К тому же в Варшаве Сигизмунд III, претендовавший еще и на шведский престол, был ближе к своим шведским «избирателям». Король своего добился, но окончательно разрешить спорные вопросы относительно прибалтийских территорий между двумя державами ему не удалось — и после его кончины войны со Швецией возобновились. Город начал хиреть и решительно пришел в упадок после неудачной для Польши войны в 1660-е. Краков был осажден и разграблен: местное золото шведы увозили на 18 больших подводах. Восстанавливался город тяжело и долго. А в 1772-м вновь сильно пострадал во время войны, завершившейся первым разделом Польши между Россией, Австрией и Пруссией. Английский путешественник Уильям Кокс, посетивший его в 80-е годы XVIII века, писал, что «судя по множеству руин и разваливающихся домов, можно подумать, будто город только вчера пережил осаду и был захвачен неприятелем». После неудачного выступления Тадеуша Костюшко, пытавшегося в 1794-м восстановить единство Великой Польши, и окончательного раздела Речи Посполитой город отошел к Пруссии, но вскоре был передан Австрии. Уходя, пруссаки прихватили с собой сокровищницу Вавельского замка, включая королевские регалии, которые недолго думая перечеканили в монету. Чудом уцелел только легендарный «Щербец» — старинный меч, по легенде принадлежавший еще Болеславу Храброму.

В зале Collegium Maius — старейшем здании Ягеллонской академии — теперь происходят только торжественные заседания университетского совета. А в 1493—1496 годах тут слушал лекции Николай Коперник.  Фото Андрея Нечаева

Однако к началу XIX века Краков вполне оправился, а вскоре и вовсе пошел в гору. Главным условием подъема стала, как это часто бывает, «воля». В 1815 году решением Венского конгресса европейских монархов, производивших «капитальный ремонт» расшатанной наполеоновскими войнами Европы, Краков стал Вольным городом, центром крошечной «краковской республики». Республика, хотя и находилась под протекторатом трех держав, располагала собственной валютой и администрацией, а главное — польский язык имел здесь статус государственного (тогда как на прусских, австрийских и русских территориях он всячески вытеснялся). Вольный город быстро сделался местом притяжения всех патриотов, стремившихся к восстановлению великой Польши. В феврале 1846 года они подняли восстание, в несколько месяцев жестоко подавленное австрийцами — не без помощи окрестных крестьян, которых мало привлекало восстановление шляхетских вольностей. 16 ноября 1846 года Краков вошел в состав империи Габсбургов, а Вавель превратился в казарму австрийских войск. Это, однако, лишь укрепило авторитет города как главного центра свободомыслия, места выработки национальной идеологии и мифологии. Старинный краковский университет — Ягеллонская академия — по-прежнему служил не только «храмом науки», но и кузницей патриотически настроенной интеллигенции.

В 1902 году подготовка к восстановлению польского государства перешла в активную фазу, когда Юзеф Пилсудский создал в Кракове под вывеской «стрелкового общества» базы для тренировки бойцов освободительной армии. Немедленно после начала Первой мировой войны из «выпускников» общества в городе была создана Первая польская бригада, вступившая в войну на стороне Австро-Венгрии в надежде, что благодарные австрийцы поспособствуют восстановлению Польши. Из бригады вскоре вырос Польский легион, но, заняв территорию всей страны, германско-австрийские союзники немедленно отправили Пилсудского в тюрьму. И только осенью 1918-го, после крушения центральноевропейских империй, он вернулся в Варшаву, где был назначен «временным начальником» польского государства и главнокомандующим его вооруженными силами.

Не сломили вольного краковского духа и тяготы Второй мировой войны. Горожане и поныне гордятся тем, что только здесь из всей Польши безоговорочно провалился референдум 30 июня 1946 года. Прокоммунистическому Временному правительству, несмотря на фантастические фальсификации («приписки» достигали 40%, как выяснилось после проверки результатов, проведенной уже в 1989-м), пришлось официально признать отказ большинства краковских жителей от социализма и «народной демократии».

Несмотря на все эти исторические перипетии, старый Краков не претерпел радикальных изменений. Он не был серьезно разрушен во Вторую мировую войну и не был задействован в экспериментах коммунистического режима, а рос естественно и осовременивался в высшей степени деликатно, сохранив свой облик.

Изящное здание Суконного рынка — Сукеннице — впечатляет в любое время суток и при любой погоде. Фото Андрея Нечаева

Звонкая симметрияЕсли Вавель — символ и средоточие историко-мифологического прошлого Кракова, то его сердце, средоточие городской жизни — Главный рынок. Гигантская площадь — почти правильный квадрат со стороной 200 метров — была заложена в 1257 году по распоряжению короля Болеслава Стыдливого, пожаловавшего Кракову городской статус. Ровно посреди нее стоит изящное здание рынка — Сукеннице. Суконные ряды росли постепенно и не сразу приняли современный вид. Первоначально было просто два ряда лавок, потом в 1300-м их подвели под общую крышу, а по прошествии некоторого времени надстроили второй ярус. Но в 1555 году это сооружение сгорело дотла, и тогда были выстроены новые ряды — уже каменные. Возводили их местные мастера под руководством падуанского мастера Джованни Моска, украсившего сооружение итальянским аттиком.
Сукном здесь давно не торгуют. Теперь все пространство под старинными сводами заняла сувенирная ярмарка, где продаются характерные краковские поделки, вроде украшений из янтаря. А по всему периметру площади расположены ресторанчики и кафе на любой вкус и кошелек.
Здесь, как нигде, ощущается особенность краковской атмосферы, а каждый камень — свидетель исторических событий. В одном углу площади плита на мостовой обозначает то место, где великий магистр Тевтонского ордена Альбрехт Гогенцоллерн принес в 1525 году вассальную присягу польскому королю Сигизмунду I. А близ одинокой башни, оставшейся от сгоревшей старой ратуши, аналогичной плитой отмечено место, где клялся в верности народной свободе Тадеуш Костюшко. Здесь же неподалеку сохранился «Дом под орлом», откуда он начинал подготовку восстания. А рядом с ним — здание, где пировали по случаю помолвки Марина Мнишек и самозваный «царевич Димитрий» — беглый московский монах-расстрига . До сих пор стоит на площади и дом, в котором разместилась первая постоянная почтовая станция (впрочем, тогда, в 1558-м, регулярная связь была только с Венецией — главным торговым партнером Кракова).
Но эта историческая патина, покрывающая буквально все, не мешает горожанам комфортно существовать в памятниках архитектуры, используя их то «по назначению», а то и на новый, современный лад. По сей день открыт для посетителей ресторанчик «Вежинек». Владельцы, конечно, сменились, но в этих самых хоромах Николай Вежинек, член городского магистрата, устраивал честной пир европейским монархам, съехавшимся на коронацию Казимира Великого. А в так называемом Княжеском доме, где ныне книжный магазин, в верхних покоях, говорят, до сих пор видны следы опытов знаменитого чернокнижника пана Твардовского.

Муниципалитет долго думал над тем, куда бы пристроить голову Аполлона, подаренную городу скульптороммеценатом. Она так и осталась лежать посреди главной рыночной площади на радость туристам. Фото Андрея Нечаева

Номера домов на улицах — по краковским меркам изобретение недавнее: они появились лишь в 1882 году. Но в историческом центре здания по-прежнему именуются по геральдическим фигурам или украшениям над входом. Самый роскошный из дворцов на рыночной площади — князей Потоцких — все так и называют (не совсем почтительно): «дом под баранами». Кстати, к титулам поляки относятся тоже без особого почтения. Все эти графские и княжеские достоинства были жалованы австрийскими или российскими императорами. Польские же шляхтичи считали себя всем ровней, не исключая и выборного короля.
По тому же принципу названа и лучшая краковская гостиница «Под розой». Она благополучно принимает постояльцев, как делала это в XVI столетии, только комфорт соответствует уже нынешним высоким стандартам (не путать с гостиницей «Под белой розой», где останавливался Бальзак, — это гораздо более скромное заведение в новом городе). В начале XIX века ее, было, переименовали из конъюнктурных соображений в Hotel de Russie — в память о том, что в ней останавливался в бытность в Кракове в 1805 году российский император Александр I. Но вскоре после патриотического восстания 1846 года вернули прежнее название.
Время в старом Кракове не то чтобы остановилось, но замедлилось. Отмеряется оно по старинке сигналом, который ежечасно подает во все четыре стороны света трубач со звонницы Марьяцкого костела. Мелодия «хейнала» (от венгерского «утро») по традиции обрывается на полутакте, в память о городском трубаче, который, по преданию, в 1241 году успел подать сигнал о приближении к городу монгольских полчищ, после чего был сражен вражеской стрелой. О точности времени заботиться начали только в XIX столетии — причем весьма своеобразно: с 1838 года горнисту ровно в полночь стали подавать отмашку флажком с крыши университетской обсерватории. Тогдашние механические часы не отличались большой точностью, и горожане больше доверяли солнечным, которых и ныне много на улицах Кракова. Самые известные — и некогда самые надежные — на стене Марьяцкого костела.
Главный городской собор, посвященный Богоматери, или, как здесь говорят, «Марьяцкий», решительно разрушает симметрию площади. Он старше нее и потому не вписывается в прямой угол площадного квадрата. Окончательно симметрию рушат разновысокие башни-звонницы. Высокая «хейналика», из окна которой подает сигнал краковский трубач, увенчана готическим шпилем. Вторая — на десяток метров ниже и заканчивается ренессансным куполом. Однако эта разномерность не безобразит здание, а лишь придает ему обаяния.
Марьяцкий собор — живое свидетельство стремления краковского мещанства не ударить в грязь лицом перед королевским собором на Вавеле. Ради этого и во славу Божию горожане были готовы на великие траты. Главная достопримечательность Марьяцкого собора — гигантский резной алтарь работы нюрнбергского живописца и гравера Фейта Штоса — обошелся краковянам в 2808 золотых флоринов, сумму, равную годовому городскому бюджету. Правда, мастер сработал на совесть. Огромный «складень», созданный за 12 лет, включает 200 фигур и более 2000 резных деталей. За время работы немецкий резчик вполне ополячился и даже стал именоваться на здешний манер Витом Ствошем (Стошем).
Алтарь Ствоша немцы во время Второй мировой войны вывезли в Нюрнберг, где его после с трудом отыскали. А по его возвращении в Краков горожане должны были раскошелиться на сложную реставрацию, занявшую целых три года. Так что на свое законное место в Марьяцкий собор алтарь вернулся только в 1957 году.

1945 год. Советские войска вступают в Краков. Фото OTOBANK.COM/TOPFOTO

Краковский вихрь

В январе 1945 года старинный Краков чудом избежал полного уничтожения. Немецкое командование предполагало заминировать город и Вавельский замок, чтобы произвести взрыв в тот момент, когда советские войска займут город. План был сорван во многом благодаря усилиям советских диверсионно-разведывательных групп. Одна из них, которой командовал Алексей Ботян, ликвидировала крупнейший склад боеприпасов, предназначенных для уничтожения Кракова, в замке Новы-Сонч. А группе капитана Евгения Березняка удалось захватить немецкого инженер-майора, который имел непосредственное отношение к минированию и смог начертить план, который и был передан наступающим советским войскам, сумевшим своевременно блокировать злодейский «рубильник». История эта приобрела широкую известность благодаря популярному в 1970-е годы телефильму «Майор Вихрь» по сценарию Юлиана Семенова, допущенного в секретные архивы. Впрочем, оба оставшихся в живых разведчика признают, что образ майора Вихря — собирательный, что помимо них в окрестностях города работало еще несколько диверсионных групп, и что «главный спаситель Кракова — советский солдат».

Источник

 

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.

 

Сырных дел мастера

Жителей Нидерландов их соседи бельгийцы называют сырноголовыми, или «Янами Каасами», что на русский манер звучит как «Иваны Сырновы». В этих прозвищах голландцы не усматривают для себя ничего обидного, ведь сыр стал важной частью не только их традиционного питания, но и национальной культуры. Всеобщая любовь к нему и мастерство в изготовлении этого продукта превратили страну в мирового производителя сыра. Фото вверху DPA/PHOTAS

Первый сыр в истории человечества появился не в Европе, а где-то в Азии. И скорее всего, сыр не имел автора, а «изобрелся» сам собой, правда, непонятно, из какого молока он впервые получился: козы или овцы? Почему сам собой? Потому что кочевники хранили еду, в том числе и молоко, в мешках, изготовленных из шкур или внутренних органов зверей, и привязывали эти мешки (бурдюки) к седлам. Если сутки-двое поскакать с таким бурдюком, на стенках которого к тому же зачастую сохранялись остатки сычужного фермента пищеварительного сока животных (его также называют «реннин», «химозин» или «протеолитический фермент»), — молоко, конечно же, свернется. Став творожистым, оно обязательно разделится на твердый сгусток — прототип сыра — и сыворотку. Судя по всему, вкус случайно «испорченного» продукта людям понравился. А главное — оказалось, что твердая молочная субстанция хранится гораздо дольше, чем свежее молоко.

Крестьянские сыры делают из непастеризованного молока, что позволяет сохранить более богатый сливочный вкус. Фото FOTOBANK.COM/STOCKFOOD

Триумф на севере ЕвропыНароды, обитавшие на территории современных Нидерландов, начали осваивать искусство сыроделия, переняв его у римлян в I веке до н. э. При этом слепыми подражателями они не стали, а творчески переосмыслили сырную идею. Помимо желания для этого у них были все условия: равнинные луга как нельзя лучше подходили для коров, которых в этих местах выращивали как минимум с XVII столетия до н. э. — во всяком случае, именно этим временем датируются найденные на севере Нидерландов остатки коров. Главными голландскими сыроделами стали крестьяне, которые производили столько сыра, что его хватало и для семьи, и для продажи. Так появились рынки молочной продукции: в 1266 году — в Харлеме, в 1303 году — Лейдене, в 1326 году — Аудеватере, в 1365 году — Алкмаре. В 1426 году в роттердамских торговых книгах впервые зафиксировали профессию «сыродел» (caescoper). А сам сыр превратился в подобие валюты. Известно, что голландские моряки, например, платили сыром портовые налоги. А почему бы и нет? Этот продукт практически не портился, пищевая ценность его не подлежала никакому сомнению, кроме того, цветом он напоминал золото, а круглой формой — монеты.
К середине XVII века только через один порт в Эдаме каждый год продавалось почти 500 тонн сыра. К этому времени этот продукт окончательно и бесповоротно вошел в жизнь голландцев. И примерно с того же момента сыры, и особенно эдамский и гауда, стали вести непримиримую борьбу за звание «самого-самого». В городах появились не только специальные рынки, но «Весовые дома» (Waaggebouw) — специально построенные для взвешивания сырных голов сооружения. Конечно, сейчас они, наряду с ветряными мельницами, скорее, дань традиции — сырная сделка длится долго и больше похожа на театральный спектакль, чем на деловое предприятие. Судите сами: покупатель подходит к продавцу, придирчиво осматривает сырные головы, хлопает ладонью по одной из них и называет свою цену. Продавец, изображая крайнее возмущение, тоже хлопает по сыру и называет свою цену, конечно, значительно выше. Обескураженный покупатель уходит, но вскоре возвращается с новой ценой, которая тоже отвергается. Каждый удар по сырной голове означает, что партнеры все ближе и ближе к согласию: либо продавец цену опустил, либо покупатель поднял. В конце концов две стороны договариваются и отмечают это дело сыром. Чтобы сделка прошла без обмана, сыр взвешивают в «Весовых». Туда тяжелые сырные головы относят на носилках специальные люди — сыроносы, которых можно узнать по белым костюмам, указывающим на принадлежность к гильдии сыроносильщиков. Все они поделены на четыре вемы, отличительными знаками которых являются разноцветные шляпы. И, видимо, для того, чтобы разнообразить свою работу, постоянно соревнуются друг с другом: какая вема перенесет больше сыра за рабочий день. Самый известный рынок находится в Алкмаре, он работает по правилам, установленным в 1672 году, и проводится каждую пятницу с апреля по октябрь.

Голландские коровы известны в мире своей рекордной продуктивностью. Фото ALAMY/PHOTAS

Черно-пестрое качество

Самые знаменитые сорта голландского сыра делаются из коровьего молока. Нидерланды экспортируют не только сыр, но и коров. Ежегодно около 40 000 буренок черно-пестрой породы отправляются за границу, в том числе и в Россию, куда их впервые завезли в 1693 году. Их молочная продуктивность составляет в среднем 8—9 тысяч килограммов в год. Голландские черно-пестрые коровы известны во всем мире. От них происходят и знаменитые «голштинки» — чемпионки по удоям. Менее известна «голландская ремешковая» порода. Эти коровы ценятся не только за свои молочные качества, но и за оригинальный внешний вид: поперек черного туловища у них проходит, словно пояс, белая полоса.

Эдам или гауда?

Эдамский сыр, названный так по имени портового городка, известен за рубежом как «визитная карточка» Нидерландов, поскольку больше половины его идет на экспорт. Этот сыр стал главным слагаемым процветания Эдама еще со времен Средневековья. 16 апреля 1526 года император Карл V Габсбург даровал городу право еженедельно устраивать сырный рынок, а принц Вильгельм I Оранский сделал это право бессрочным. Так он отблагодарил жителей Эдама за поддержку, которую они оказали соседнему городу Алкмару, когда тот осаждали испанские войска. В наши дни жители Алкмара продолжают проводить на своем рынке церемонию, посвященную эдамскому сыру: носильщики приносят желтые головы эдама и выкладывают ими всю рыночную площадь, отчего она становится золотой.
Идеально круглые головы эдама, изготовленные для местного употребления, покрыты желтой оболочкой, на экспорт — красной. Настоящие знатоки и тому и другому предпочитают особо выдержанный (от четырех месяцев до полутора лет) эдамский сыр, который покрыт черной пленкой.
Производство эдама составляет 27% от общего производства сыра в Нидерландах. По этому показателю он уступает разве что гауде (Gouda), сыру, который предпочитают сами голландцы. Объем его продаж в «оранжевой стране» (кстати, именно так называют Нидерланды, потому что оранжевый — цвет правящей династии Оранских-Нассау) составляет примерно 50% от всех сыров. Помимо обычной гауды голландцы обожают копченую, с аппетитной коричневой корочкой. Особенно она хороша с пивом. Впрочем, исторически гауду, как и другие сыры, стали коптить не из-за вкуса, а ради увеличения сроков хранения.
Оба лидера нидерландского сыроделания производятся из коровьего молока, относятся к группе сыров натурального вызревания и делаются уже как минимум семь столетий. По сравнению с ними третий популярный голландский сыр — маасдам — просто младенец: он появился на свет в 70-х годах XX века. Голландские мастера создали его в качестве конкурента швейцарскому эмментальскому сыру. Этот сыр, известный также под именем леердам, становится серьезным конкурентом эдаму и гауде. Он покоряет публику не только оригинальным вкусом, но и гигантскими дырками.

Сырная статистика

Данные на 2004 год, United States Department of Agriculture for the US and non European countries, and Eurostat for European countries

Ведущие производители сыра (в тоннах за год)	Ведущие потребители сыра (в кг на душу населения за год)
Германия — 1929 Франция — 1827 Италия — 1102 Нидерланды — 672 Польша — 535 Бразилия — 470 Египет — 450 Австралия — 373 Аргентина — 370	Греция — 27,3 Франция — 24,0 Италия — 22,9 Швейцария — 20,6 Нидерланды — 19,9 Австрия — 19,5 Швеция — 17,0 Нидерланды занимают пятое место по импорту сыров в Россию, уступая Германии, Украине, Белоруссии и Литве.

Голландцы любят добавлять в сырную массу кервель, тмин, паприку и другие пряности и таким образом создавать новый вкус. Фото ALAMY/PHOTAS

Сырные изыскиНачиная с XVI века Нидерланды стали превращаться в крупнейшую торговую державу Европы. Первым в мире акционерным обществом стала Голландская Ост-Индская компания, основанная в 1602 году. Через нее купцы вели торговлю экзотическими товарами, поступавшими из Японии, Китая и многочисленных голландских колоний. Деятельность Ост-Индской компании приносила акционерам немалую прибыль, но до 1644 года она выплачивалась натурой. Такой порядок оказал неоценимую услугу голландскому сыроделию: ведь значительную часть этих товаров составляли пряности. C Молуккских островов в Нидерланды торговцы везли мускатный орех (за кражу которого наказывали смертной казнью), из Малой Азии — анис, из Индии — черный перец, из Индонезии — гвоздику. Голландцы не боялись экспериментов и щедрой рукой сыпали приправы в ванны, где покоилась сырная масса. Со временем Нидерланды лишились своих колоний, но сыры со специями остались. Самое интересное, что при всем изобилии колониальных специй больше всего голландцы любят сыр с тмином, за которым вовсе не нужно ездить за тридевять земель — тмин, или кумин, с древнейших времен растет в Северной Европе. Известность получил лейденский сыр, который делают из обезжиренного молока, добавляя к нему тмин и реже измельченную гвоздику. Иногда этот вид сыра так и называют — komijnekaas, то есть «тминный сыр».
Гордость нидерландского сыроделия составляют и плесневелые сыры. Хотя они известны в мире намного меньше, чем французский рокфор, но их достоинств это не умаляет. Несмотря на такую же мягкую, как у рокфора, консистенцию, вкус у голландских сыров с голубой плесенью совершенно другой. Их можно есть с корочкой, которую у других плесневелых обычно выбрасывают. Один из видов плесневелого сыра так и называется — Блау Клавер (Blauw Klaver), то есть «голубая корочка». Кроме сыров с голубой плесенью выпускаются и сыры с красной плесенью на корочке, которые отличаются еще более оригинальным, резким вкусом, например доруваэл (Doruvael). Для работы с красными бактериями, производящими эту плесень, требуется особая стерильность, поэтому на данный момент только одна-единственная ферма в Нидерландах имеет разрешение на изготовление доруваэла.

После прессования сыры погружают в рассол, где они выдерживаются около пяти дней. Фото ALAMY/PHOTAS

Рождение вкусаОсобенных национальных технологий по приготовлению сыра у голландцев нет. Пастеризованное молоко наливают в емкость, называемую сырной ванной, и добавляют в него свертывающий агент (чаще всего это сычужный фермент, благодаря которому молоко становится более густым) и кисломолочные бактерии, обеспечивающие превращение лактозы (молочного сахара) в молочную (оксипропионовую) кислоту. Полученный таким образом творог — основная составляющая сыра. Для твердых сыров получившуюся массу измельчают: чем меньше получатся кусочки, тем плотнее будет будущий сыр. Иногда на этом этапе в сырную ванну наливают горячую воду — она промывает творожистые частицы, делая их легче и однороднее.
Затем массу нагревают до 35—55 градусов. Обычно при этом ее помешивают, чтобы будущий сыр не получился зернистым. Сыры, которые делают с участием бактерий Lactobacilli или Streptococci, нагревают еще сильнее, потому что эти бактерии переносят высокие температуры. Если сыр делается с травами, специями или приправами, их добавляют на этом этапе.
Затем наступает очередь формовки: сгусток уплотняют, при необходимости режут на куски подходящего размера и выкладывают в специальные формы. Теперь из сырной массы должна быть удалена лишняя жидкость — либо под действием собственной тяжести, либо под прессом. Чем сильнее нажим, тем тверже и суше будет готовый продукт. В Голландии, как и в России, получившуюся сырную единицу называют головой, хотя форма сыра может быть не только шарообразной, но и овальной или в виде кубов, колес, параллелепипедов, тетраэдров.
Почти во все сыры добавляют соль, причем не только для вкуса, а также для увеличения срока хранения. Происходит это на разных этапах, в зависимости от сорта: иногда соль соединяется с молоком в самом начале, в сырной ванне; некоторые сыры обсыпают солью в готовом виде или же вымачивают несколько дней в соляном растворе. Также в створоженную массу для изготовления сыра из зимнего молока добавляют красящие пигменты, например аннато, из тропического растения Bixa orellana L. Этот природный краситель, как и каротин, который получают коровы из летней травы, придает сыру выраженный желтый цвет.
Наконец наступает пора созревания. Попросту говоря, сыр должен «отдохнуть», вылежаться в специально предназначенном для этого прохладном помещении. Этот процесс может занять от нескольких дней до нескольких лет.
Для всех видов сыров существует свой штамп, которым штампуют каждую голову. На нем указаны страна происхождения (Нидерланды), название сыра, содержание жира в сухом веществе и серийный номер. Так что по любой сырной голове всегда можно определить, где, когда и кем он сделан. Это главная гарантия качества голландского сыра.

По статистике, люди стали потреблять сыра в пять раз больше, чем двадцать лет назад. Для голландцев такая любовь — явление естественное и понятное. Фото REX/RUSSIAN LOOK

На восток!

Первый русский сыроваренный завод появился в 1812 году в Лотошине, в имении князя Ивана Сергеевича Мещерского, расположенном в Тверской области (об этом сообщает справочник заводов и фабрик России за 1894 год). Сырных дел мастером номер один стал Иоганн Мюллер, приглашенный на работу в имение Мещерского в начале XIX века. Будучи швейцарцем, сначала он начал варить сыр эмментальского типа, а вслед за ним перешел на производство голландских сыров — более соленых и острых, вкус которых столичная знать оценила задолго до начала местного производства. Они доставлялись из Нидерландов, прекрасно выдерживая долгую дорогу в Санкт-Петербург. Как ни удивительно, аристократы отдавали предпочтение одному из самых остропахнущих, чтобы не сказать вонючих, сортов голландского сыра: лимбургскому (Limburger). Его упоминает А.С. Пушкин в поэме «Евгений Онегин»:

Пред ним roast-beef окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым.

Запах лимбургского сыра схож с запахом, извините, грязных носков. Это сходство послужило основанием для научного открытия, получившего в 2006 году альтернативную Нобелевскую премию. Голландские биологи Барт Кнолс (Bart Knols) и Рурд де Йонг (Ruurd de Jong) убедительно доказали, что самку малярийного комара Anopheles gambiae с одинаковой силой привлекает «аромат» как человеческих ног, так и лимбургского сыра. Разгадка кроется в том, что для ферментации лимбургского сыра используются бактерии Brevibacterium linens, в естественных условиях живущие на нашей коже.
Но все же массовое знакомство с голландским сыром приходится на первую половину XX века. Российские сыроделы на основе производства популярных голландских сыров создали унифицированную технологию и выпустили сыр с обобщенным названием «голландский». Вслед за ним появились костромской, ярославский, пошехонский, угличский, которые также стали входить в эту группу сыров.

В Голландии из сыра делают закуски, салаты, бутерброды, супы, яичницы, запеканки и обязательно подают его на десерт. Фото ALAMY/PHOTAS

Кусок сыра для целого обеда

Голландцы любят не только есть сам сыр, но и блюда из него. Поэтому именно этот продукт выбирают в качестве основного ингредиента для сытного обеда или ужина.

На первое готовим сырный суп.
Продукты: 3 сырых яйца, 1 яйцо, сваренное вкрутую, 4 столовые ложки сливок, 100 граммов эдамского сыра, щепотка мускатного ореха, 750 граммов куриного бульона, зелень.
Приготовление: сырые яйца взбить со сливками, тертым сыром и мускатным орехом. Бульон вскипятить, снять с огня, добавить в него взбитую массу. Подавать к столу, украсив ломтиками вареного яйца и зеленью.

На второе подаем сырный стейк.
Эдам или гауду нарезать на порционные куски толщиной примерно 1 сантиметр, обвалять их в смеси яйца и муки и обжарить на сильном огне в масле, по 2—3 минуты каждую сторону. Сразу подавать с жареным картофелем и овощами.

На третье — легкий и оригинальный десерт.
На каждую порцию потребуется 50 граммов сыра с плесенью, например Делфтс Блау, и одна груша. Сыр и грушу мелко нарезать, перемешать и заправить взбитыми сливками или йогуртом.

Все по правилам

Хотя жители Нидерландов во всем предпочитают простоту и безыскусность, голландские сыры вполне подходят для того, чтобы организовать «сырную церемонию». Правда, для этого потребуется дополнительное оборудование. Прежде всего — сырная доска круглой или прямоугольной формы. Лучшими считаются мраморные, но и обычная деревянная вполне подойдет. Понадобятся также специальные сырные ножи. Их должно быть как минимум три: один с длинным тонким лезвием, он предназначен для твердых сыров. Второй — для мягких сыров, с вилочкой на конце и отверстиями на лезвии (они сделаны для того, чтобы сыр не налипал на нож). Наконец, третий — с широким лезвием, для полумягких сыров.
В программу «сырной церемонии» включают несколько сортов, демонстрирующих все богатство вкуса голландской сырной палитры. Минимальный набор: эдам, гауда, маасдам, 1—2 сыра с плесенью (например, Блау Клавер), 1—2 сыра с пряностями (например, лейденский), козий сыр (например, шеврет).
К сырам в обязательном порядке подают хлеб (белый, типа французского багета) и фрукты — груши, яблоки, виноград. Некоторые эстеты предпочитают есть сыр с медом. Лучше всего для этого подходит каштановый. Но главный партнер сыра — это, безусловно, вино. Голландские вина хоть и существуют, но не слишком известны у нас в стране (да и в мире), так что лучше выбирать классические сочетания. К козьему сыру рекомендуются сухие белые вина (например, «Совиньон») или легкие португальские розовые; гауда прекрасно сочетается с рислингом, эдам — с насыщенными красными винами типа мерло и каберне. К сырам с голубой плесенью подходят десертные, сладкие вина типа сотерна. Вообще, как говорится в голландской пословице: «У кого есть сыр, тому десерт не нужен».

Источник

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.