Страна мечты. Часть II

Исторический и деловой центры Рио тесно переплетены в одно целое: старинные постройки прячутся меж современных высоток. Днем здесь царит оживление, по ночам район вымирает

Стили жизни

— Что такое самба? Я бы сказал — это танец веселой женщины. Танец человека, свободного от условностей, — в подтверждение своих слов Карлинью ди Жезуис вскакивает и делает несколько фривольных движений. — Или завоевание любимой. Радость жизни. Самба — это олицетворение счастья. Даже когда она рассказывает о горе, то делает это весело. И помогает его преодолеть. Она — как Рио.
— Но ведь первыми ее начали танцевать переселенцы из Баии?
— Да, зародилась она в Баии, но родилась в Рио. Это точно. Посмотрите на город — ведь это вылитая самба. Никаких углов и резких линий — все сглажено. Округлая вершина Корковаду, мягкие очертания залива, знаменитый волнистый рисунок Копакабаны, пышные формы женщин и распахнувший руки Спаситель: он заключает город в мягкое объятие, — лучший танцор Бразилии чертит руками все эти линии, а затем вновь вскакивает и крутит бедрами. — Ну и, конечно, это чувственный танец. То, что танцуют в Европе под названием самбы, — это не самба, а какое-то мамбо.
Карлинью владеет клубом в Лапе и руководит школой танцев. В ней, как и во многих других, дают бесплатные уроки самбы детям из бедных семей. В сегодняшнем Рио этот танец выполняет ту же социальную функцию, что и капоэйра в Салвадоре. Он должен отвлечь ребенка от домашних проблем, дать ему опору в жизни, раскрыть талант. Кроме того, самба напрямую связана с карнавалом. А карнавал, как и местный пляж, это то пространство, где социальные различия на время исчезают. Все веселятся, как одна семья, у всех сказочно богатые костюмы (при школах самбы существуют специальные фонды). Для многих это возможность ненадолго почувствовать себя королем жизни.
Совсем другая — статусная — публика приходит потанцевать самбу в клуб «Рио сенариу» в Лапе. Да и музыка тут звучит иная: не грохочущая карнавальная, а более мягкая, вкрадчивая, близкая к босанове. Помимо этого клуб славится своим интерьером: в прошлом это был трехуровневый антикварный магазин. Сегодня между этажами по-прежнему ездит старинный лифт, а на самих этажах можно наткнуться на что угодно: от церковного пюпитра до старинной коляски и кабриолета. Иногда что-то из вещей на время исчезает — сотрудники телекомпании «Глобу» часто наведываются сюда в поисках реквизита для очередного сериала.
Знаменитая индустрия мыльных опер — еще одно порождение Рио-де-Жанейро. Правда, киностудии расположены за чертой города (по сути, это отдельный город), а в самом Рио об этой отрасли мало что напоминает. Разве что старая табличка Minist´erio da Fazenda на солидном здании 1930-х годов в центре навеет смутные ассоциации с первым импортным сериалом перестроечной поры — «Рабыней Изаурой» (на самом деле надпись означает всего лишь «министерство финансов»). Но именно этот город был и остается олицетворением мечты на бразильском экране.

Район Санта-Тереса называют «местным Монмартром». Одна из его достопримечательностей — старый трамвайчик. Проезд на подножке бесплатный, и уличные мальчишки часто упражняются в запрыгивании в него на ходу

Мечта 3. О красивой жизни
В 1924 году в пригороде Рио появился роскошный отель «Копакабана Палас». Очень быстро пляж перед ним стал самым знаменитым во всей Южной Америке: голливудские звезды  и прочий бомонд съезжались сюда сыграть в казино или повеселиться в ночных клубах. Уже к 1930-м слава «чудесного города» гремела на весь мир: о нем мечтал даже Остап Бендер, вдохновившись простой энциклопедической статьей. В 1930—1940-х годах образ Рио как экзотической столицы гламура активно использовал Голливуд. В шпионском триллере Альфреда Хичкока «Дурная слава» (1946) Кэри Грант и Ингрид Бергман, прибывшие сюда для разоблачения немецкого барона-нациста, обмениваются информацией на фоне роскошных панорамных видов, в модных кафе и, конечно, на скачках (в то время Рио славился своим ипподромом). Впрочем, тогда же, в 1940-е, начался массовый рост фавел...
Со временем роль Голливуда в прославлении красивой столичной жизни перехватила местная медиаимперия «Глобу». Во главе ее долгие годы стоял бразильский «гражданин Кейн» — Роберту Маринью. Его отец, всю жизнь проработавший корректором, в 1926-м основал вечернюю газету. Спустя три недели после этого он умер от сердечного приступа, и дело перешло к 20-летнему сыну. Роберту оказался не только отличным наездником и обаятельным молодым человеком, но также способным журналистом и толковым бизнесменом. К 1940-м годам империя «Глобу» уже имела в своем составе радиостанции, в 1950-х — телестудии, а в 1960-х запустила производство сериалов. Маринью руководил концерном до самой смерти в 2003 году и все это время считался влиятельнейшим человеком Бразилии. С его уходом холдинг перестал активно вмешиваться в политику, но продолжает влиять на умы. Правда, в последние годы сериалы, «сделанные в Рио», стали затрагивать и реальные проблемы большого города.
Сейчас заведения, гремевшие в 1920— 1940-х годах, приходят в упадок. Стены огромного ипподрома исписаны граффити. И хотя по выходным тут по-прежнему устраивают скачки, а в будние дни в жокейском клубе можно элегантно отобедать, горстка его завсегдатаев и близко не сравнится с толпами фанатов на стадионе «Маракана». Сверхпопулярность Копакабаны со временем сыграла с ней злую шутку: район чересчур застроили, превратив в цементные джунгли. Те, кто мог себе это позволить, перебрались оттуда в соседние пляжные кварталы — Ипанему и Леблон. Рио уже не ассоциируется с аристократизмом и роскошью. Здешнее представление о красивой жизни — скорее неформальная элегантность и культ тела: пляж до работы, фитнес после или наоборот.
А вот фавелы со временем только разрослись. Это уже давно такой же «бренд» Рио, как панорамные горы и пляжи. В 1994-м незаконные поселения впервые нанесли на карту города, а самое большое из них, Росинья (более 100 000 жителей), получило официальный статус района. Сегодня по «образцовой фавеле» водят экскурсии. Говорят, они  весьма популярны, но вместе с нами туда отправилась только одна девушка — социальный работник из Японии. Быть может, потому, что накануне в этой фавеле опять была перестрелка. Росинья — не потемкинская деревня, тут все по-настоящему и, как и в других трущобах, всем правят банды наркодилеров. Правда, благодаря их контролю фавелы — единственное место в Рио, где можно не бояться уличных воров: грабить у себя дома запрещено, хочешь заработать — отправляйся к туристам на Копакабану.

Росинья — крупнейшая фавела Рио (100 000 жителей). Там есть даже гостиница и банк, а в каждый дом проведено бесплатное электричество (как — показано на фотографии). Но общее впечатление от нее все равно удручающее

На входе в фавелу нас встречает молодой человек в футболке с надписью «Экзотик-турс». Леандру вырос и живет здесь, мать его работает тут парикмахером, а он выучился английскому у местных волонтеров-иностранцев. Сначала он водил экскурсии только по своей Росинье, теперь получил общегородскую лицензию. Но о том, чтобы жить где-то за пределами родной фавелы, пока и не мечтает. Мы входим в лабиринт мокрых улочек. Откуда-то сверху продолжает капать вода, хотя дождь давно прошел. «У нас по этому поводу шутят: в Рио дождь идет час, в Росинье — два». Эта фавела особая, и не только из-за размера. Дома сплошь из кирпича, во всех проведено электричество: вдоль стен тянутся спутанные толстенные пучки проводов. Конечно, бесплатный отвод энергии чреват пожарами. На этот случай в каждом хозяйстве припасен мешок с песком. «Как-то тут пытались установить счетчики, и даже квитанции потом присылали. Расчет произвели по обычным тарифам — примерно в ползарплаты среднего жителя Росиньи. Еще ползарплаты ушло бы на аренду жилья — хоть это и нелегальный самострой, но тут тоже есть свои хозяева и квартиросъемщики. То есть выбор был такой: голодать или не платить. В конце концов на нас махнули рукой». Претензий к правительству у Леандру нет. «Государство считает, что ничего не должно нам, мы — ничего не должны им. В общем, это по-честному».
В Салвадоре нам часто встречались полуразрушенные дома, почти лачуги, многие — довольно симпатичные на вид. «Это фавела?» — спрашивали мы. «Нет, просто бедный район». В Росинье поражало полное отсутствие чего-либо, что радовало бы глаз, и это угнетало даже больше, чем нищета. Здесь не было ни художественно раскрашенных стен, ни увитых цветами веранд, какие еще попадались в «просто бедных кварталах». От здешних джунглей не осталось и кустика. Разве что здесь и там встречались клетки с канарейками, призванные воссоздать иллюзию природы. Каждый доступный сантиметр поглотили невысокие кирпичные постройки, оставив только тесные проходы — в дождь там даже толком не раскрыть зонт. «Да, тут свои правила общежития. Хочешь послушать музыку — подумай: понравится ли она соседу? Бывает, из-за этого сильно дерутся. Но когда надо, соседи всегда выручают. А как иначе? Любую крупную покупку — холодильник, например — надо затаскивать через окно: помогают соседи по обе стороны улицы». Потом Леандру показал нам свой дом. По крутой лестнице (такой низкой, что приходится сгибаться) мы поднялись на небольшую террасу — гордость семьи. («По меркам Токио это очень большая терраса, почти гигантская», — деликатно заметила соцработник из Японии.) С нее открывался вид на некогда прекрасные горы. Сверху они еще были девственнозелены, но снизу на них уже наступала единым выцветшим фронтом Росинья, пожирая все на своем пути.
Сказать, что государство бездействует, конечно, нельзя. Существуют различные социальные программы по обустройству фавел и жилищные — по их расселению. И тут оказывается, что многие жители вовсе не желают покидать свои тесные домики ради просторных новостроек на окраинах. Ведь в Рио многие фавелы, как Росинья, расположены бок о бок с дорогими центральными кварталами. Отсюда ближе до работы, а еще — до знаменитых пляжей, где классовые границы стираются и возникает иллюзия причастности к жизни «чудесного города», обманчивое ощущение, что рано или поздно обязательно выпрыгнешь из нищеты. А если кого-то и удается расселить, их место тут же занимают новые переселенцы с северо-востока страны: раз в неделю прямой автобусный рейс доставляет их прямо в Росинью. Суровые условия этих людей не пугают: в их деревнях та же нищета плюс еще безысходность и скука. А здесь — хоть какой-то шанс вытащить счастливый билет. Единственной очередью, которую мы видели в Росинье, была очередь в лотерейный киоск...

Бразилиа
Город Солнца

Бразилиа воплощает желание перечеркнуть прошлое и начать все с чистого листа. Она не просто построена с нуля: в ней заложено противопоставление всему, что было раньше, всем прошлым столицам. Вместо густонаселенного побережья — неосвоенные пространства в глубине континента, вместо извилистых улочек с шумными кафе и рынками — ширь проспектов и площадей. Иными словами, вместо хаоса — порядок, вместо отсталости — воплощенный прогресс.

Бразилиа была построена феноменально быстро — за три с небольшим года, с 1956-го по 1960-й, в первую очередь благодаря воле и энтузиазму президента Жуселину Кубичека. Памятник «отцу-основателю» Бразилиа был установлен в 1981 году, проектировал его, как и все основные постройки города, Оскар Нимейер

Мечта 4. «50 лет прогресса за 5»
Бразилия рано начала воспринимать себя как страну неиспользованных возможностей, огромного нереализованного потенциала, скрытых богатств. Тогда же возник миф о том, что исправить ситуацию может перенос столицы вглубь материка. Начиная с XVIII века политические деятели самых разных взглядов мечтали о том, что когда-нибудь это свершится. Но ярче всех на эту тему высказался не бразилец, а известный итальянский священник, впоследствии святой Иоанн Боско. 30 августа 1883 года ему приснился один из его знаменитых пророческих снов: будто он пересекает Южную Америку на поезде в сопровождении ангела. Между 15 и 20 градусами южной широты он увидел длинный и широкий отрезок земли, свободный от леса. Посреди него на глазах растекалось озеро. Там раздался голос с небес: «Когда люди добудут сокровища, скрытые в этих местах, здесь, на Земле обетованной, рекою потекут молоко и мед. Она будет несказанно богата». Трудно сказать, совпадение это или — что вероятнее — прямое следствие предсказания, но Бразилиа выстроена между 15 и 16 градусами южной широты, у рукотворного озера Параноа.
Первым шагом к реализации мечты стала республиканская конституция 1891 года, которая особой статьей предусматривала выделение на Центральном плато 14 400 км2 под будущую столицу. В 1922 году был даже торжественно заложен первый камень (сегодня на этом месте один из городов-сателлитов Бразилиа). Но по-настоящему серьезно о переносе столицы заговорили только в 1955-м, во время предвыборной кампании президента Жуселину Кубичека: пора уже было «перестать цепляться за побережье, как крабы», игнорируя огромные пространства в глубине континента. Посреди страны должен был вырасти новый город, который, как «брошенный камень, пустит волны прогресса по всей стране».
В 1956 году, уже в качестве главы государства, Кубичек объявил, что переезд состоится к весне 1960-го. Многие сочли это обещание безумным: между побережьем и будущей столицей не было ни железной дороги, ни приличных шоссе. В ответ на предвыборный лозунг Кубичека «50 лет прогресса за 5» его противники предвещали «40 лет инфляции за 4 года». Увы, их предсказание оказалось ближе к истине...

В то время как государственные учреждения, как правило, производят впечатление неприступных, в Бразилиа они призваны создавать ощущение прозрачностии, открытости. Более того: почти все госучреждения действительно открыты для посещения. В том числе и Дворец Правосудия

В апреле 1960 года состоялась торжественная инаугурация новой столицы. Общий план города принадлежал Лусиу Косте, в качестве главного архитектора выступил близкий друг президента Оскар Нимейер. Его коммунистические воззрения и модернистская установка предопределили основную концепцию столицы: «идеальный город» — не просто удобный для жизни, но и способный сделать ее более счастливой. Бразилиа должна была покончить с традиционным противопоставлением «богатый центр — бедная периферия». Более того: предполагалось, что дома в так называемых супер квадрас (суперблоках) будут «c одинаковыми фасадами, одной высоты, с одними и теми же удобствами... Квартиры будут распределяться в соответствии с количеством членов семьи... Дети, которые тут вырастут, построят Бразилию будущего, ибо Бразилиа — это великая колыбель новой цивилизации» (отрывок не из утопии Томмазо Кампанеллы и не со страниц «Правды», а из газеты государственной корпорации, которая строила Бразилиа). Иными словами, новая, улучшенная среда должна была создать и новый тип человека.
Однако первые жители «совершенного города» не спешили благодарить судьбу. К новому дому они отнеслись неоднозначно и порой болезненно: в те годы даже возник специальный термин — «бразилит». Да, новый город действительно в одночасье избавился от извечных бразильских проблем: нищеты, преступности, плохой инфраструктуры, загрязнения окружающей среды — все соглашались с тем, что «здесь удобно работается» и «спокойно живется». Да и отсутствие заторов на широких проспектах всех, конечно, устраивало. Только вот без привычного шума и суеты город казался холодным и бездушным, одинаковые здания — безликими и ассоциировались не с равенством, а с анонимностью. Раньше в газетах писали, что в новой столице лишенные приморских развлечений чиновники наконец-то займутся делом. Теперь там же можно было прочитать, как сенаторы и депутаты дерутся перед выходными за авиабилеты в Рио и как в парламенте не удается набрать кворум, поскольку половина ее членов под разными предлогами разъехались кто куда. Одни ругали, другие хвалили новый город, но все соглашались, что это не просто «другая страна», но и «другая планета».
Жителям оставалось либо кардинально измениться самим, либо попытаться приспособить новую среду обитания под себя. В первоначальном плане Бразилиа строго делилась на секторы: гостиничный, жилой, торговый и прочие. Эта структура сохранилась и поныне, но с некоторыми изменениями. Так, не желая каждый раз отправляться за покупками в специальные торговые центры, горожане завели в своих кварталах кое-какие магазинчики и кафе. Конечно, изменить однотипные фасады в суперблоках было невозможно. Зато никто не мешал отстроить роскошные виллы на берегу живописного озера Параноа, что и сделали чиновники побогаче. Еще легче оказалось создать свои, закрытые, клубы для элиты вместо предполагавшихся домов культуры «для всех». Со временем столица обросла и более бедными пригородами.
Сегодня ее население по-прежнему делится на бразилиафобов и бразилиафилов — город никого не оставляет равнодушным. Одни довольны тем, что до работы ехать считанные минуты, другие жалуются на постоянную зависимость от машины. Кому-то не хватает полноценной ночной жизни, а кто-то радуется наличию в каждом суперблоке детсада. Первые тоскуют по морю, вторые с удовольствием плещутся в Параноа. Им нравится современная архитектура, и их не тяготит отсутствие исторического наследия.
Уже в аэропорту поражает необычная для Бразилии толпа деловито спешащих людей. Но стоит выйти из здания, как она рассеивается. По обе стороны дороги простирается бескрайняя и безлюдная равнина, долгое время не видно ни одной постройки. Город начинается почти внезапно. Но и там ощущение простора не исчезает — расстояния огромны, широкие проспекты мало приспособлены для прогулок. Без машины тут в самом деле делать нечего, тем более что на улице хлещет ливень — в Городе солнца как раз сезон дождей. К счастью, меня встречает моя знакомая Беатрис, которая давно живет здесь с мужем-дипломатом.
— Жаль, что сегодня такая погода. Обычно у нас тут замечательное синее небо. В Бразилиа так и говорят: наше небо заменяет нам море. — Из первых же слов Беатрис ясно: она — бразилиафил. — И синева эта очень идет зданиям Нимейера. Ну ничего. Зато в сезон дождей город зеленеет.

Традиционно храмовые витражи создают особенное, приглушенное освещение. В главном соборе Бразилиа все иначе: он наполняет интерьер ослепительным светом. Этот эффект усиливается тем, что вход в храм представлет собой подобие темного туннеля

Обилие сочной тропической зелени в самом деле радует глаз. Оно отчасти скрашивает унылое однообразие длинных «суперблочных» шестиэтажек, очень похожих на наши блочные. Как и яркие цвета иных фасадов и ставней.
— Это не просто ставни, это brise-soleil. Впервые их применили в 1930-х годах в здании Министерства просвещения и здравоохранения в Рио. Обычные жалюзи защищали помещения от палящего солнца, но не препятствовали их нагреву, а новые решетчатые ставни, встроенные прямо в фасад, решали обе проблемы. Тогда же впервые в Бразилии здание было поставлено на столбы. Посмотрите, как они удобны — машине не обязательно объезжать дом, чтобы попасть к подъезду: она может проехать напрямую! Кстати, вот эти здания — подлинные, конца пятидесятых годов.
Я замечаю, что фасад одного из них совсем облупился. И в этом нет того обаяния, как в обветшавших старинных постройках. Здесь это смотрится безобразно.
— Вы правы: модернистская архитектура старится быстро и неумело, ей это часто ставят в упрек. Но ведь и реставрировать ее просто. Вообще город выдержал испытание временем. Взять то же уличное движение. Изначально Бразилиа была рассчитана на 50 000 жителей. Сейчас тут проживают 2 миллиона, а проблем по-прежнему нет. Да и возникшие вокруг города-сателлиты нельзя сравнить с бедняцкими пригородами других мегаполисов: красивыми их не назовешь, но они безопасны и уровень жизни там быстро выходит на средний.
И вот мы в центре, на площади Трех Властей (Трес-Подерес). Эти здания — Президентский дворец, Национальный конгресс и Верховный суд — проектировал сам Нимейер (жилищные кварталы он только утверждал). Они великолепны, и даже необходимость перебегать под дождем нечеловеческие расстояния, отделяющие одно здание этой суперплощади от другого, не портит впечатления. Недавно столетний архитектор предложил украсить центр еще одним обелиском. Ему отказали на том основании, что он целиком считается памятником ЮНЕСКО. И даже автор творения не имеет права «усовершенствовать» объект, и без того уже признанный совершенным.
Почти все правительственные здания открыты для посещения: в любой день можно погулять на крыше Дома правительства, а по воскресеньям даже внутри Президентского дворца. Мы заглянули в расположенный неподалеку МИД. Опять на секунду возникло ощущение чего-то знакомого: сочетание стекла и бетона и отполированные интерьеры на мгновение отдаленно напомнили Кремлевский дворец съездов, а гранитные бюсты отцов и дедов бразильской дипломатии — схожие бюсты в московском метро. Но только на мгновение — в этом здании продумана каждая деталь, создана тонкая игра теней и света, и вся конструкция кажется невесомой, прозрачной, ажурной. Пускают туда любого при условии, что он прилично одет. Тут вам и старинная мебель (в частности, стол, на котором принцесса Изабелла подписала «Золотой закон» об отмене рабства), и тропический сад, и анфилада залов под названием «Три столицы», каждый из которых украшен в соответствующем стиле.
«Я стремился к изогнутой, чувственной линии. Тем изгибам, которые я вижу в бразильских холмах, в теле любимой женщины, в облаках на небе и в волнах океана», — эти слова Нимейера сложно соотнести с прямыми квадратами суперблоков, но в отношении собственных построек этого архитектора из Рио они справедливы.
Ужиная вечером в доме Беатрис и ее мужа Андре, в одной из тех самых вилл на берегу озера Параноа, мы снова вернулись к достоинствам и недостаткам столицы. «Конечно, на то, чтобы обжить город, нужны годы. Когда-то в Бразилиа было в самом деле неуютно. Не было зелени, не хватало кино, дискотек, клубов, кафе... а ведь то же начало 1960-х в Рио было временем расцвета босановы! Но постепенно что-то из этого появилось, а что-то еще появится. Бразилиа — фантастический эксперимент, и в целом он удался». — «И все-таки странная вещь: построив этот идеальный город, сам Нимейер продолжает жить в Рио...» Супруги переглянулись и вздохнули: «Будь у нас выбор — и мы бы тоже».

Источник

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.