440 лет назад в польском городе Люблине было принято решение: объединить Польское королевство с Великим княжеством Литовским, Русским и Жмудским в единую Речь Посполитую. Так на востоке Европы возникла новая гигантская держава «от моря и до моря». Сегодня многие видят в этой унии прообраз Евросоюза — безусловное всеобщее благо. На деле же это объединение было не столь добровольным и равноправным.
С
темного бревенчатого потолка до самого пола свисал роскошный
венецианский гобелен с картинами из жизни античного Рима. Польский
король, он же великий князь литовский, сидя в задумчивости, опирался на
подлокотник небольшого деревянного кресла — трона. Он был еще не стар,
но уже болен, и на лице его явственно изображалась усталость от
многочасовых словопрений. Тем не менее вместе с целой толпой вельмож
государь напряженно вслушивался в очередную долгую, бурную речь Ивана
Ходкевича, старосты Жмудской земли, человека, уважаемого и за его сан, и
за великие воинские доблести. Сейчас, впрочем, трудно было узнать в нем
свирепого рыцаря. Казалось, этот человек сломлен, обессилен, просит
только о пощаде. Соотечественники за его спиной — представители Великого
княжества Литовского, Русского и Жмудского — выглядели не лучше,
некоторые не стеснялись слез. Иногда, впрочем, в голосе пана старосты
пробивались укор и обвинение:
«То, что Ваша королевская милость подарили нас Польше, на это мы хотя и склонились по приказанию Вашей королевской милости, но как все это нам больно, невозможно этого выразить словами! Вы и нас вместе с наследством передаете Короне, как рабов. Зачем же нам, честным людям, давать согласие на это? Ваша королевская милость, сами понимаете, что этого нам не следует делать, потому что ведь не в обычае, чтобы крепостные утверждали дар своих господ!» Стоявшие по сторонам польские сенаторы только поджимали губы. Непроницаемый вид сохранял и монарх. «Видно, сильно мы прогневали Бога, — продолжали литься горькие слова. — Просим же Вашу королевскую милость и государя нашего хотя об одном: дайте нам свидетельство с Вашей королевской печатью, что не будет загублена страна наша!»
На этом месте Ходкевич умолк и стал, по-видимому, ждать ответа. Тягостная тишина, воцарившись, длилась минуту, две, пять… Тогда все так же молча, только вздыхая, представители Великого княжества стали один за другим опускаться на колена. Они понимали, что судьба их отечества решена, и ничто ее не изменит... Наконец король встал и тихо произнес: «Да будут же между нами любовь братская и единство во веки веков». Поляки облегченно заулыбались. Папский нунций окинул зал победным, гордым взором.
Так на сейме 1 июля 1569 года в городе Люблине было принято решение об унии — союзе двух держав. На карте возникало обширное — от Балтики до Черного моря — государство, сравнимое по силе с Россией Ивана Грозного. Начинался золотой век польского могущества — краткий, но до сих пор вызывающий ностальгию на берегах Вислы. Люблинская уния подвела итог трем векам политических преобразований во всей Восточной Европе.
Впрочем, не все западнорусские земли подпали под власть Литвы. Русь Червонную (Галицию) в середине XIV столетия захватил польский король Казимир III Великий. Впоследствии здесь будет создано особое Русское воеводство со столицей во Львове. Но вот дальше на пути поляков встала уже успевшая сложиться литовско-русская держава — с 1377 года ею правил великий князь Ягайло.
Наследство ему досталось неспокойное, а соседи — сильные и несговорчивые. На западе недавно объединившаяся, сильная Польша, на юге — Золотая Орда, на востоке — Великое княжество Московское, на севере — самый страшный на тот момент враг, Тевтонский орден. Чтобы в таком окружении выжить, приходилось искать себе союзников. Вначале князь, впечатленный победой в Куликовской битве, думал заключить союз с Дмитрием Донским и налаживал с ним связи через свою мать Ульяну Александровну, дочь великого князя тверского. Ягайло даже соглашался жениться на дочери московского князя, признать вассальную зависимость от восточного соседа и вместе со всем литовским народом принять православие. Но, увы, очень скоро хан Тохтамыш разгромил Москву, Дмитрий Донской вновь признал зависимость от Орды, и теперь положение московского вассала стало для Ягайло не таким привлекательным. К тому же на горизонте появились поляки с куда более интересным предложением.
В 1382 году умер их король Людовик I Великий, так и не оставив мужского потомства. В Кракове короновали его дочь Ядвигу, и шляхта сразу принялась искать ей мужа. Из всех сопредельных правителей на эту роль лучше всех подходил Ягайло. Единственное, что ему нужно было сделать для удачного сватовства, — принять католичество. Но это представлялось даже выгодным: так тевтонцы теряли формальный повод для крестовых походов в литовские владения. В общем, князь скоро согласился на предложение польских дворян и обвенчался с Ядвигой. В настоящее время его безвременно усопшая супруга канонизирована и, видимо, по причине своего судьбоносного замужества считается покровительницей Европейского союза.
Дальше — больше: Городельская уния в 1413 году уже фиксировала неразрывный союз обеих монархий, подтверждала привилегированный статус католиков и провозглашала создание в Литве нового привилегированного сословия — шляхты, по польскому образцу. А чтобы окончательно слить воедино дворянство двух государств, 47 знатных семейств Польши поделились своими гербами с таким же числом благородных домов Великого княжества. Впрочем, гарантии независимости литовско-русское государство сохранило: «родственникам» с запада запрещалось занимать управляющие должности и даже селиться в нем.
Так полякам не удалось окончательно закрепиться в Западной Руси. Пришлось обхаживать ее еще долго, мягко и терпеливо. Самый простой и остроумный метод состоял вот в чем: раз уж нельзя сажать в Литве свои власти, надо, наоборот, приглашать тамошних правителей на краковский престол. В 1440-м в Вильно великим князем избирается сын Ягайло, Казимир, и уже спустя несколько лет его уговаривают принять под свою руку и Польшу. Потом, после смерти Казимира, помнившие о хитрости соседей литвины (так называли всех подданных великого княжества — и литовцев, и русских), прежде чем возвести на трон его брата Александра, дожидаются, пока поляки найдут себе другого короля — Яна I Ольбрахта. И снова история повторяется — как только в 1501 году Ян умирает, его место занимает именно Александр. Правда, попытки нового короля заключить более тесную унию потерпели крах, а несколько пограничных князей в 1501—1503 годах даже взбунтовались и перешли под власть Москвы.
Однако следующий за Александром король, Сигизмунд I, тоже венчает свое чело и великокняжеской, и королевской коронами. Более того, делает все, чтобы эта традиция закрепилась. Еще задолго до смерти он устраивает избрание сына, Сигизмунда II Августа, своим соправителем и в Польше, и в Литве. А этот правитель (кстати, последний и из всей династии Ягеллонов) и вовсе всю жизнь посвятил тому, чтобы великое дело объединения было доведено до конца.
Сигизмунд Август в полном соответствии со своим вторым именем и ренессансными идеалами почитал за политический образец древнеримские порядки. Аристократическая республика во главе с избираемым монархом, соединяющая под своей эгидой имперские просторы с разными народами, — так он видел совместное будущее Польши и Великого княжества. И был он при этом не просто «мечтателем на троне», а энергичным последовательным практиком. Основным же мешавшим ему фактором оставалось православие большинства литвинской шляхты. Поэтому король взял на вооружение гибкость и веротерпимость. В 1563 году он дарует знати восточного обряда жалованную грамоту, в которой предоставляет точно те же права и привилегии, что имеются у католиков. Тем самым Сигизмунд совершает важнейший психологический шаг: православным и католическим дворянам становится легче договориться друг с другом, и религиозная солидарность сменяется в Великом княжестве Литовском сословной. Тем более что на дворе стояла Реформация и многие дворяне приняли кальвинизм, а то и более диковинные протестантские течения.
Но и далее король натолкнулся в Великом княжестве на еще одно серьезное препятствие — партию могущественных «олигархов-магнатов». Они, де-факто полновластные хозяева в своем отечестве, меньше чем кто-либо хотели объединения. Братья-кальвинисты, Николай Радзивилл Черный и Николай Радзивилл Рыжий, предлагали ослабить даже уже имеющиеся узы с Польшей.
Чтобы обойти эту оппозицию, Сигизмунд воспользовался старинным методом королей — против крупной знати настроил мелкую и среднюю. Прельщенные обещаниями потеснить на вершине социальной лестницы богатейшие семейства, литвинские шляхтичи вскоре агитировали за полное объединение не хуже польских.
Наконец, следовало преодолеть и третье, уже сугубо культурное, «технологическое препятствие». Дело в том, что слиться между собой легко государствам со схожим строем и традициями. Совсем не то было в случае Польши и Литвы, несмотря на долгий и тесный союз. В первой с давних пор торжествовала республиканская аристократическая вольница. Можно сказать, каждый новый монарх имел немножко меньше власти, чем его предшественник. Во второй — власть великого князя оставалась неограниченной, да и избирать его позволялось только из правящей династии. Получалось парадоксально: общий государь на западе своих владений правил совсем не так, как на востоке…
«То, что Ваша королевская милость подарили нас Польше, на это мы хотя и склонились по приказанию Вашей королевской милости, но как все это нам больно, невозможно этого выразить словами! Вы и нас вместе с наследством передаете Короне, как рабов. Зачем же нам, честным людям, давать согласие на это? Ваша королевская милость, сами понимаете, что этого нам не следует делать, потому что ведь не в обычае, чтобы крепостные утверждали дар своих господ!» Стоявшие по сторонам польские сенаторы только поджимали губы. Непроницаемый вид сохранял и монарх. «Видно, сильно мы прогневали Бога, — продолжали литься горькие слова. — Просим же Вашу королевскую милость и государя нашего хотя об одном: дайте нам свидетельство с Вашей королевской печатью, что не будет загублена страна наша!»
На этом месте Ходкевич умолк и стал, по-видимому, ждать ответа. Тягостная тишина, воцарившись, длилась минуту, две, пять… Тогда все так же молча, только вздыхая, представители Великого княжества стали один за другим опускаться на колена. Они понимали, что судьба их отечества решена, и ничто ее не изменит... Наконец король встал и тихо произнес: «Да будут же между нами любовь братская и единство во веки веков». Поляки облегченно заулыбались. Папский нунций окинул зал победным, гордым взором.
Так на сейме 1 июля 1569 года в городе Люблине было принято решение об унии — союзе двух держав. На карте возникало обширное — от Балтики до Черного моря — государство, сравнимое по силе с Россией Ивана Грозного. Начинался золотой век польского могущества — краткий, но до сих пор вызывающий ностальгию на берегах Вислы. Люблинская уния подвела итог трем векам политических преобразований во всей Восточной Европе.
От Люблина до Бреста: религиозные последствия унии
Люблинский сейм подтвердил равноправие православных и католиков просто «по умолчанию» — в его решениях нет ни слова о конфессиях. Религиозная свобода вообще объявлялась важнейшим устоем Речи Посполитой. Но на практике, увы, дни ее были сочтены. Как раз в эти времена католицизм, слегка оправившись от европейской Реформации, перешел в новое и весьма агрессивное наступление. Римская церковь поддержала начинания Сигизмунда Августа, несмотря на все его вольнодумство, потому что надеялась получить власть над огромными западнорусскими землями. Вскоре все государство покрыла разрастающаяся сеть католических епархий. Если православный священник фактически подчинялся собственнику земли, на которой был его приход, клир западного обряда обладал обширными сословными привилегиями и все больше влиял на политику властей любого уровня. Видя же это, шляхта русская тоже постепенно оставляла отеческую веру. А вся Западная Русь становилась пространством для прозелитической пропаганды. Впрочем, не так просто, конечно, перекрещивать целые народы, поэтому процесс этот породил по ходу своему массу ответвлений и следствий, одно из которых живо и поныне — это униатство. В 1596 году несколько православных епископов подписали с представителями Ватикана Брестскую унию (обряд оставался восточным, но признавалось главенство римского понтифика и по большей части принимались догматы католической церкви), и хотя большинство священников ее не признали, теперь у поляков появился повод запретить деятельность православной церкви. Брестская же уния стала одновременно и прямым следствием Люблинской, и прямым же ее отрицанием: государства, основанного на религиозной толерантности, больше не было. А успехи в приобщении восточных схизматиков к католической вере привели к тому, что Польша осознала себя форпостом западного христианства на востоке Европы. Именно с этими настроениями в начале XVII века поляки решатся на попытку покорения ослабшего Московского царства.
Между Москвой и Краковом
В XIII веке монгольские нашествия разорили и обескровили необъятные земли Древнерусского государства. Восточная его часть признала прямую зависимость от хана, жители западной сначала откупались, а потом пришлось идти на поклон к язычникам-литовцам, которые некогда платили русским князьям дань, а теперь вот стали единственной силой, способной защитить от степняков. Земли славянские одна за другой входили под покровительство литовского государя, и не прошло и сотни лет, как на месте Западной Руси образовалось истинно великое размерами государство. Под одной крышей в нем оказалось многочисленное православное население и небольшие Литва со Жмудью (Жемайтией, что у самого балтийского побережья). Официальным языком этого государства стало, естественно, наречие большинства, которое современные историки часто называют западнорусским или старобелорусским.Впрочем, не все западнорусские земли подпали под власть Литвы. Русь Червонную (Галицию) в середине XIV столетия захватил польский король Казимир III Великий. Впоследствии здесь будет создано особое Русское воеводство со столицей во Львове. Но вот дальше на пути поляков встала уже успевшая сложиться литовско-русская держава — с 1377 года ею правил великий князь Ягайло.
Наследство ему досталось неспокойное, а соседи — сильные и несговорчивые. На западе недавно объединившаяся, сильная Польша, на юге — Золотая Орда, на востоке — Великое княжество Московское, на севере — самый страшный на тот момент враг, Тевтонский орден. Чтобы в таком окружении выжить, приходилось искать себе союзников. Вначале князь, впечатленный победой в Куликовской битве, думал заключить союз с Дмитрием Донским и налаживал с ним связи через свою мать Ульяну Александровну, дочь великого князя тверского. Ягайло даже соглашался жениться на дочери московского князя, признать вассальную зависимость от восточного соседа и вместе со всем литовским народом принять православие. Но, увы, очень скоро хан Тохтамыш разгромил Москву, Дмитрий Донской вновь признал зависимость от Орды, и теперь положение московского вассала стало для Ягайло не таким привлекательным. К тому же на горизонте появились поляки с куда более интересным предложением.
В 1382 году умер их король Людовик I Великий, так и не оставив мужского потомства. В Кракове короновали его дочь Ядвигу, и шляхта сразу принялась искать ей мужа. Из всех сопредельных правителей на эту роль лучше всех подходил Ягайло. Единственное, что ему нужно было сделать для удачного сватовства, — принять католичество. Но это представлялось даже выгодным: так тевтонцы теряли формальный повод для крестовых походов в литовские владения. В общем, князь скоро согласился на предложение польских дворян и обвенчался с Ядвигой. В настоящее время его безвременно усопшая супруга канонизирована и, видимо, по причине своего судьбоносного замужества считается покровительницей Европейского союза.
Уния за унией
Еще в 1385-м, до брака с Ядвигой, Ягайло заключил с Польшей Кревскую унию — договор, по которому два государства практически объединялись в одно, а права православного населения были сильно ограничены. Однако эта уния так и не осуществилась — двоюродный брат Ягайло, Витовт, сплотил вокруг себя русские войска, добился самостоятельности Великого княжества и занял его престол. Но тесный союз был сохранен. Благодаря ему Польша многократно усилилась и в 1410 году объединенные войска нанесли под Грюнвальдом страшное поражение главному врагу — Тевтонскиму ордену.Дальше — больше: Городельская уния в 1413 году уже фиксировала неразрывный союз обеих монархий, подтверждала привилегированный статус католиков и провозглашала создание в Литве нового привилегированного сословия — шляхты, по польскому образцу. А чтобы окончательно слить воедино дворянство двух государств, 47 знатных семейств Польши поделились своими гербами с таким же числом благородных домов Великого княжества. Впрочем, гарантии независимости литовско-русское государство сохранило: «родственникам» с запада запрещалось занимать управляющие должности и даже селиться в нем.
Так полякам не удалось окончательно закрепиться в Западной Руси. Пришлось обхаживать ее еще долго, мягко и терпеливо. Самый простой и остроумный метод состоял вот в чем: раз уж нельзя сажать в Литве свои власти, надо, наоборот, приглашать тамошних правителей на краковский престол. В 1440-м в Вильно великим князем избирается сын Ягайло, Казимир, и уже спустя несколько лет его уговаривают принять под свою руку и Польшу. Потом, после смерти Казимира, помнившие о хитрости соседей литвины (так называли всех подданных великого княжества — и литовцев, и русских), прежде чем возвести на трон его брата Александра, дожидаются, пока поляки найдут себе другого короля — Яна I Ольбрахта. И снова история повторяется — как только в 1501 году Ян умирает, его место занимает именно Александр. Правда, попытки нового короля заключить более тесную унию потерпели крах, а несколько пограничных князей в 1501—1503 годах даже взбунтовались и перешли под власть Москвы.
Однако следующий за Александром король, Сигизмунд I, тоже венчает свое чело и великокняжеской, и королевской коронами. Более того, делает все, чтобы эта традиция закрепилась. Еще задолго до смерти он устраивает избрание сына, Сигизмунда II Августа, своим соправителем и в Польше, и в Литве. А этот правитель (кстати, последний и из всей династии Ягеллонов) и вовсе всю жизнь посвятил тому, чтобы великое дело объединения было доведено до конца.
Сигизмунд Август в полном соответствии со своим вторым именем и ренессансными идеалами почитал за политический образец древнеримские порядки. Аристократическая республика во главе с избираемым монархом, соединяющая под своей эгидой имперские просторы с разными народами, — так он видел совместное будущее Польши и Великого княжества. И был он при этом не просто «мечтателем на троне», а энергичным последовательным практиком. Основным же мешавшим ему фактором оставалось православие большинства литвинской шляхты. Поэтому король взял на вооружение гибкость и веротерпимость. В 1563 году он дарует знати восточного обряда жалованную грамоту, в которой предоставляет точно те же права и привилегии, что имеются у католиков. Тем самым Сигизмунд совершает важнейший психологический шаг: православным и католическим дворянам становится легче договориться друг с другом, и религиозная солидарность сменяется в Великом княжестве Литовском сословной. Тем более что на дворе стояла Реформация и многие дворяне приняли кальвинизм, а то и более диковинные протестантские течения.
Но и далее король натолкнулся в Великом княжестве на еще одно серьезное препятствие — партию могущественных «олигархов-магнатов». Они, де-факто полновластные хозяева в своем отечестве, меньше чем кто-либо хотели объединения. Братья-кальвинисты, Николай Радзивилл Черный и Николай Радзивилл Рыжий, предлагали ослабить даже уже имеющиеся узы с Польшей.
Чтобы обойти эту оппозицию, Сигизмунд воспользовался старинным методом королей — против крупной знати настроил мелкую и среднюю. Прельщенные обещаниями потеснить на вершине социальной лестницы богатейшие семейства, литвинские шляхтичи вскоре агитировали за полное объединение не хуже польских.
Наконец, следовало преодолеть и третье, уже сугубо культурное, «технологическое препятствие». Дело в том, что слиться между собой легко государствам со схожим строем и традициями. Совсем не то было в случае Польши и Литвы, несмотря на долгий и тесный союз. В первой с давних пор торжествовала республиканская аристократическая вольница. Можно сказать, каждый новый монарх имел немножко меньше власти, чем его предшественник. Во второй — власть великого князя оставалась неограниченной, да и избирать его позволялось только из правящей династии. Получалось парадоксально: общий государь на западе своих владений правил совсем не так, как на востоке…
Акт
Люблинской унии — «свидетельство о рождении» Речи Посполитой.
Государство, созданное в 1569 году, просуществует чуть больше 200 лет —
до 1795 года . Фото: AGAD
|
Компания
"Арт Колор Групп"
предлагает Вам услуги по прямой
полноцветной печати на ПВХ с высоким
разрешением, кроме того Вы сможете
заказать у нас любой вид полиграфии,
печать на
коже, изготовление и размещение
наружной рекламы, а так же демонтаж
рекламных площадей любой сложности.
Комментариев нет:
Отправить комментарий