Мом Его Высочества Альберта. Часть I

Человеку дано довольно много способов обессмертить свое имя. К одному из них прибег Его Высочество Альберт I, владетельный принц — или князь, если вам больше нравится русское слово, — Монакский, который в самом начале прошлого столетия воздвиг себе памятник посреди собственных владений. Вполне рукотворный. Скажете, что это обычное дело? Что подобное доступно любому тщеславному правителю, вздумавшему прославиться в веках?
Тут вопрос в том, какой памятник. Страстный любитель науки о море, путешественник и меценат, Альберт оставил после себя не статуи и мемориалы в свою честь, не дворцы и поместья (хотя, разумеется, и этого добра у его потомков хватает), а общедоступный замок на вершине скалы — Монакский океанографический музей. Первый в Европе и доныне один из самых популярных, он открывает богатства и парадоксы нептуновой стихии всем, кто пожелает.
Теперь многие из приезжающих на лучший курорт Французской Ривьеры — поваляться ли на пляже Lavrotto, сыграть ли партию в Гольф-клубе или попытать удачи в Казино — заходят в MOM. Только зрители местного этапа «Формулы-1» лишены этого удовольствия: в течение тех дней — единственных в году, — пока он длится, музей отчего-то не работает. А в остальное время — приглашает на увлекательную прогулку по залам и подземельям — по оригинальным лабиринтам его выставочной политики и стратегии...

Фасад музея, обращенный к Лигурийскому морю, считается основным, но через него попасть в здание нельзя

Даже сугубо композиционно — господствующее положение в панораме города занимает «замок», архитектурный шедевр, словно бы врезанный в крайний Монакский мыс (или, наоборот, вырастающий из него, как человеческий торс из лошадиного крупа кентавра). «Океанографический музей Монако выглядит словно величественный фрегат на вечном приколе — фрегат, хранящий в своих трюмах все сокровища всех глубин. И построил я его как залог союза и сотрудничества всех ученых всех стран мира», — не без гордости говорил Альберт I (1848—1922).
Тогда, в «докустовскую», «доакваланговую» эпоху, океанографическая наука находилась на стадии активного сбора первичного материала. Из портов Европы — впервые в истории мореплавания — выходили десятки экспедиционных судов, чьи капитаны стремились не вперед (в бой, на поиски новых земель…), а вглубь. Настала пора вырвать у третьей стихии планеты Земли ее волнующие (и, несомненно, полезные для человека!) тайны, так же как вырывались они уже в те годы у джунглей Африки и Южной Америки. Изобретались диковинные приборы для глубоководной рыбной ловли (не продажи ради, а научного интереса для), измерения давления и иных параметров, препарирования биологических образцов, замеров состава воды и прочее, прочее. Все эти приборы можно видеть теперь в музее.

Памятник Альберту I расположен в парке справа от МОМа (со стороны суши)

Принц Монакский был, как сказали бы современные молодые люди, фанатом океанических исследований. Он провел в море значительную часть своей долгой жизни. Участники умело сколоченных принцем экспедиционных команд открыли, к примеру, явление анафилаксии (аллергической реакции, изученной благодаря экспериментам с ядом сифонофоры Португальский кораблик /Physalia physalis/), и получили за это в 1913 году Нобелевскую премию по физиологии. Они поймали, классифицировали и препарировали тысячи небезразличных науке морских организмов. Установили закономерности перемещения планктона в слоях вод… В общем, им было чем гордиться. И что показать любознательным современникам. Они всецело пропитались духом своей эпохи, которую вполне можно было бы назвать «жюльверновской». Это была эпоха безграничного доверия к разуму, который, как считалось, единственно способен устранить все несовершенства мира и привести цивилизацию к наилучшему устройству. Каков же аппарат, при помощи которого будет достигнута эта сияющая вершина? Разумеется, наука…
Эти мечты были жестоко прерваны Первой мировой войной, а Второй — окончательно разбиты. Человечество сильно разочаровалось в прямой связи разума и блага. Но как бы то ни было — музей стоит, он прекрасен и привлекает сотни тысяч посетителей.

Введение в музей

Не успели в 1905 году заложить первый камень в основание музея, как Альберт назначил естествоиспытателя Жюля Ришара директором еще не существующего заведения. Принцу не терпелось явить миру вырванные у океана чудеса. Богатейшая (и по сей день) океанографическая библиотека МОМа тоже появилась за несколько лет до его открытия — монарх начал комплектовать ее из своего частного собрания. Экспонаты же будущих залов перемещались в строившийся замок по мере его роста — этаж за этажом.
Дело шло хорошо, несмотря на мировые катаклизмы, войны и даже кончину Альберта I в 1922 году. Но в процессе рутинной работы между наследниками музейного дела, завещанного им принцем, обнаружилось некое если не противоречие, то разделение на два «мира»: на «консерваторов» и «экспериментаторов». Или на «рыбоводов» и «хранителей», если угодно.

У Коморских островов, где водится латимерия, Альберт не бывал. Данный экспонат был передан в дар МОМу позднее

Примечательно, что членение это ныне закрепилось даже пространственно, в логике экспозиции. Словно в древней мифологии, МОМ состоит из нижнего и верхнего миров, только здесь все наоборот (что естественно, ведь посвящен этот храм океану, зеркальному по отношению к суше). Пространство выше уровня земли — владения заспиртованных коллекций, чучел, приборов. Словом, природы хотя и живописной, но неживой. В подземном же царстве бьются тысячи сердец. Точнее — более шести тысяч сердец морских тварей. Жизнь здесь шлепает хвостами, шевелит щупальцами, поглощает пищу, носится в вечной круговерти по девяноста большим и маленьким (емкостью от 450 000 до 100 литров) водным резервуарам…
Как и полагается в настоящей мифологии, «миры» несхожи и во многих образах даже полярны.
Внизу всем заправляют мсье Пьер Жиль и его команда из одиннадцати с половиной подтянутых, жилистых, довольно суровых с виду (пока не улыбнутся, что, впрочем, случается часто) мужчин с дипломами профессиональных водолазов (курьезная цифра 11,5 означает, что один из них работает на полставки).

Экспозиция Зала Кита 7 лет назад полностью изменилась, но скелет финвала под потолком остался

Наверху самый яркий персонаж — куратор зоологических коллекций Мишель Брюни, застенчивая и хрупкая девушка, которая досконально знает альбертовское и постальбертовское собрание — причем не только «вершину айсберга», выставленную на двух наземных этажах, но и поистине несметные богатства запасников. Она способна с ходу выдать полное научное определение любой выцветшей раковины и сообщить, когда и при каких обстоятельствах та попала в музей.
Зеркальная симметрия двух музейных территорий соблюдается даже в том, что у нижнего мира есть свой «поднижний» — лаборатория, или, вернее, питомник, где под руководством опытного Жиля выводятся новые поколения рыб и каракатиц, растут в искусственных условиях (уникальный случай!) кораллы и происходит немало иных чудес. А у верхнего — свой «надверхний»: крыша-терраса с ручными альбатросами и рестораном.
Есть, конечно, и другие факторы, незримо объединяющие Аквариум с экспозицией, как курьезные (например, ни там, ни там не работают автоматы для продажи прохладительных напитков), так и формальные, структурные: весь музей подчинен одному директору — соратнику покойного Кусто профессору Жану Жоберу. И все-таки у Аквариума и экспозиционной части — разные стили работы, разные декорации, разная музейная философия. Конечно, они дополняют друг друга, но все же речь идет — почти в буквальном смысле — о небе и земле…

Верхний мир

Рано утром, торопясь «на встречу с неведомым» и даже забыв в спешке фотоштатив, мы легко находим дорогу к Храму моря. В маленькой городской агломерации Монако — Монте-Карло он почти отовсюду виден. Правда, идти приходится дольше, чем рассчитываешь. Подниматься из портового района к вершине по крутому серпантину довольно тяжело (это потом мы узнаем, что туда, как и повсюду в Монако, можно добраться на лифте сквозь толщу скалы, не говоря уже об обычном автобусе).
Тем не менее корреспонденты «Вокруг света» оказываются здесь далеко не единственными энтузиастами. Музей еще не открыт, а у парадного входа толпится публика. И мы потихоньку вливаемся вместе с нею в его прохладные недра. И только внутри решаем отделиться от основного потока посетителей, который первым делом устремляется в Аквариум (надо сказать, что там публики всегда больше), и взойти по мраморной лестнице наверх, туда, где альбертовский дух веет особенно явственно.
Зал физической океанографии, официально переименованный три года назад в Зал Альберта I, в этот час еще полон чинной тишины, но удивляет не она, а ощущение легкой корабельной качки, которое здесь возникает. Трудно сразу сказать, откуда оно берется. То ли оттого, что большие выставочные «саркофаги» с десятками ящиков похожи на старинные палубные конструкции. То ли потому, что хребет кита в центре экспозиции образует нечто вроде системы мачт. То ли из-за того, что на экране под хребтом без остановки идет фильм о подвигах принца на морях (склеены в единую «эпопею» все сохранившиеся хроникальные кадры) и это создает эффект постоянного движения. Ну, а дополняет гипнотическую картину скромный уголок, будто перенесенный в Монако из Музея восковых фигур мадам Тюссо, — скрупулезная реконструкция лабораторной каюты, оборудованной некогда на яхте «Ласточка-2», с раскиданными по столам рукописями, с батареями заспиртованных организмов в колбах, разным научным инвентарем и, конечно, с восковыми фигурами «героев» — Альберта, доктора Ришара, их помощников…

Экспозиция Зала Кита 7 лет назад полностью изменилась, но скелет финвала под потолком остался

Долгая, состоящая отнюдь не только из погонь за китами и борьбы со штормами, а подчас даже нудная с виду деятельность команды — кропотливый сбор и изучение разных морских «жучков» и «паучков», постепенное расширение возможностей практической океанографии, выуживание тайн со все больших глубин — и составляет смысл коллекции, представленной в Зале физической океанографии. Потому зал и заставлен подчас невзрачными на вид экспонатами, способными, однако, привести в восторг настоящего знатока. Экипажу большого корабля ни до чего не было дела, кроме как до каждой капельки воды, каковую можно изучить под лупой или микроскопом и обнаружить в ней новые удивительные объекты для исследования. Этот аналитический дух зал сумел сохранить подобно древнему воздуху в камерах египетских пирамид. Атмосфера и стала главным экспонатом помещения. Впечатление такое, что она настраивает на торжественный лад даже детей, которые, насмотревшись на рыбок в Аквариуме, потихоньку начинают подниматься сюда.
Однако если Зал физической океанографии есть плавучая лаборатория принца Альберта, то его сосед по второму этажу — без сомнения, гостиная.
Публика пересекает разделяющий их холл — и вот перед ней просторное помещение, прозванное музейщиками (по правде говоря, не слишком удачно) Залом Кита. В виду, очевидно, имеется скелет гигантского двадцатиметрового финвала под потолком, организующий экспозицию. Но считаться отличительным признаком экспозиции он не может по той простой причине, что киты в МОМе развешены, расставлены и разложены повсюду — большие, маленькие, в виде чучел, скелетов, моделей, наглядных пособий… Начиная с целой галереи касаток, нарвалов и гринд, пойманных лично принцем, до трогательной электронной иллюстрации набора веса новорожденным китенком (вид Balaenoptera physalis). Постоянно сменяющиеся цифры на электронной таблице показывают: если бы этот «малыш» родился сегодня (каждые сутки счет обновляется) в час ночи с весом 2 тонны, то сейчас, в 15.45 по монакскому времени, он уже достиг бы массы в 2 т 53 кг 170 г. Навскидку он прибавляет примерно по грамму в секунду.
Дополняет интерьер «охотничьей гостиной» подлинная китобойная лодка принца. Табличка уверяет, что нужна она была Альберту для экспериментальной ловли кашалотов (изучение их знаменитых спермацетов актуально до сих пор)… Но, утверждая, будто принц преследовал животных лишь ради новых знаний, музейщики немного кривят душой и сами косвенно в том признаются самим экспозиционным построением «китового» Зала. Всякий человек, даже поверхностно сведущий в европейской литературе и истории, сразу признает: если в левой части МОМовского второго этажа живет принц-экспериментатор, то здесь — спортсмен и охотник (термины практически идентичные на рубеже ХIX и ХХ столетий). Вспомните хотя бы гостиную лорда Джона Рокстона из «Затерянного мира» Конан Дойла, увешанную медвежьими головами, тигровыми шкурами, бивнями слонов, резцами капибар и прочей экзотикой, добытой просто так, риска и забавы ради. Охота в аристократическом кругу той эпохи была не только блестящим, но и обязательным атрибутом образа жизни.
Серьезность и высокий научный пафос второго МОМовского этажа эффективно снижает первый. Здесь вы не дождетесь торжественной тишины и не встретите пожелтевших страниц, исписанных мудреными текстами с обильными вкраплениями латинской терминологии. Здесь вам будет предложено чистое и доброе развлечение. Буквально каждые пятнадцать минут по внутренней трансляции бодрый женский голос призывает публику на то или иное действо — то фильм посмотреть, то в анимации поучаствовать.
Отступление I
Способы «оживить» экспозицию могут быть самые разные. Например, три раза в неделю, если позволяет погода, проводится единственное в Европе интерактивное представление под названием «Прямая связь с водолазами» — изобретение и гордость «главного аквариумиста» Пьера Жиля. Принадлежащий музею небольшой катер под названием «Физалия» выходит в Монакскую бухту с ныряльщиками на борту. Те, собственно, призваны не зрителей развлекать, а делать нужное дело: «патрулировать» Монакский морской заповедник, раскинувшийся прямо под «музейной» скалой, брать различные пробы, иногда, если требуется, проверять машины для забора аквариумной воды и тому подобное. Так вот, Жилю пришло в голову, что при помощи не такой уж сложной современной техники их можно снимать за работой, а изображение вместе со звуком транслировать прямо в конференц-зал. Публика видит и слышит водолазов, которые подробно объясняют ей свои действия, а те слышат ее вопросы. Получается увлекательное — особенно, конечно, для детей — общение.
Планировкой этажи строго повторяют друг друга: здесь также имеются два больших зала, «скрепленные» между собой парадным холлом.

«Храм» Жака Кусто на первом этаже музея — вечная дань уважения покойному директору этого заведения

Налево от лестницы — зал для конференций, кинопоказов и анимаций. Направо — помещение для временных выставок. А центральный холл посвящен персонально капитану Кусто — человеку, дольше всех (30 лет) просидевшему в директорском кресле (впрочем, физически сидел он в нем нечасто — больше плавал). Небольшая постоянная экспозиция решена наподобие языческого святилища. Во-первых, она огорожено со всех сторон блоками с красочными кадрами из фильмов и репортажей Кусто, причем блоки эти светятся изнутри таинственным светом, словно там горит огонь. Во-вторых, обставлена по краям эффектными портретами в полный рост самого командора и его ближайших сподвижников (завершает плеяду Жан Жобер). А центр композиции обложен своего рода «жертвенными камнями», в каждый из которых «впечатано» изречение покойного директора по тому или иному поводу, о том или ином из его революционных океанографических открытий. К «камням» прилагается набор фотографий, свидетельствующих о его свершениях: глубоководные съемки, опыт одиночного водолазания, жизнь в течение месяца под водой…
Таким образом, если принцу принадлежат 2-й этаж и строгое научное собрание, то капитану — 1-й и энергичные развлекательные мероприятия. Впрочем, ни титанам, ни «их» этажам в смысле посещаемости не приходится тягаться с общим детищем всех поколений монакских музейщиков — неподражаемым Аквариумом, расположенным в подземной части обжитой скалы.

Источник

Компания "Арт Колор Групп" предлагает Вам услуги по прямой полноцветной печати на ПВХ с высоким разрешением, кроме того Вы сможете заказать у нас любой вид полиграфии, печать на коже, изготовление и размещение наружной рекламы, а так же демонтаж рекламных площадей любой сложности.